Было так, если верить молве, Или не было вовсе. Лейтенанты всегда в голове, Маркитанты в обозе. Шла пехота. Равненье на «ять»! Прекратить разговоры! А навстречу враждебная рать - Через реки и горы. Вот сошлись против неба они И разбили два стана. Тут и там загорелись огни, Поднялись два тумана. Лейтенанты не стали пытать Ни ума, ни таланта. Думать нечего. Надо послать Толмача-маркитанта! - Эй, сумеешь на совесть и страх Поработать, крапивник? Поразнюхать о слабых местах И чем дышит противник? И противник не стал размышлять От ума и таланта. Делать нечего. Надо послать Своего маркитанта! Маркитанты обеих сторон - Люди близкого круга. Почитай, с легендарных времён Понимали друг друга. Через поле в ничейных кустах К носу нос повстречались, Столковались на совесть и страх, Обнялись и расстались. Воротился довольный впотьмах Тот и этот крапивник И поведал о тёмных местах И чем дышит противник. А наутро, как только с куста Засвистала пичуга, Зарубили и в мать и в креста Оба войска друг друга. А живые воздали телам, Что погибли геройски. Поделили добро пополам И расстались по-свойски. Ведь живые обеих сторон - Люди близкого круга. Почитай, с легендарных времён Понимают друг друга.

Маркитанты – (нем. marketender, от итал. mercatante – торговец), мелкие торговцы продовольственными товарами и предметами солдатского обихода, сопровождавшие войска в походах, на учениях, манёврах и т. п. Появились ещё в Древней Греции и Риме, наибольшее распространение получили в европейских феодальных армиях, когда отсутствовало централизованное снабжение войск.
У Кузнецова, для которого связь, исцеление, соединение является ключевой темой и даже задачей, миссией поэзии, образ маркитантов обретает широкое обобщённое значение. Маркитанты становятся символом ложного посредничества, извлекающего выгоду именно из разделённости и отделённости. Они являются тайными врагами первичности и непосредственности, а в последнем пределе – приспешниками того зла, что «стоит между миром и Богом». К тем же силам относится и так называемая «власть денег», «рынок» (market), которые основаны именно на посредничестве.
Стихотворение высоко оценивал известный критик, литературовед из близкого Кузнецову круга, П. В. Палиевский. По его мнению, «“Маркитанты” – это выдающееся политическое стихотворение без политики, т.е. настоящий художественный образ с трезвым взглядом в механизмы недавней истории. Если присмотреться, оно отвечает, ненамеренно, и Генриху Гейне: “Бей в барабан и не бойся / И целуй маркитантку…” Николай I «целовал» своих маркитантов и очутился в Крымской яме, Николай II – своих, и оказался в японской, а потом и в екатеринбургской. В Отечественную, надо сказать, они сидели и очень хорошо знали, чем кончилась бы их соединённая «коза ностра»; с Хрущевым проснулись и т.д. И вглядитесь: слово того же корня, что и «маркет», «маркетинг», всё тот же родной «его величество рынок», который, как восторженно выразилась одна газета, «всё сам распределит»; будь я редактор какой-нибудь периодики, я бы печатал это стихотворение через два-три номера в эпиграф для размышления и соображения…».
У стихотворения есть и непосредственный историко-литературный контекст. В какой-то мере оно является откликом на стихотворение Давида Самойлова «Маркитант»: «Я б хотел быть маркитантом / При огромном свежем войске». Сравните ответ Ю. Кузнецова на вопрос анкеты альманаха «Поэзия» («Как вы оцениваете прошедшее десятилетие для развития современной советской поэзии в целом?»): «Десятилетие, десятилетия… Откуда взялась в литературе эта скверная привычка к десятичному, дробному, разорванному мышлению? Не от НТР ли и спорта, где учитываются сотые доли секунды? Но с таким сеточным зрением мы не увидим ничего крупного. А истинно крупное, вечного Пушкина, например, сведём к сотой доли преходящей секунды, что уже сделали некоторые критики, новообъявив пушкинианцем очередного, так сказать, «маркитанта при огромном войске», по фигуральному выражению самого же новообъявленного» (альманах «Поэзия», 1980).

Кузнецов Юрий Поликарпович родился на Кубани в станице Ленинградской Краснодарского края 11 февраля 1941 года в семье кадрового военного и учительницы. Отец поэта, начальник разведки корпуса подполковник Поликарп Ефимович Кузнецов, погиб на Сапун-горе в 1944 году в битве за освобождение Севастополя. Эта смерть оказала в дальнейшем большое влияние на творчество Юрия Кузнецова. Через село, где поэт жил в раннем детстве, прогремела война.

Отрочество поэта прошло в Тихорецке, а юность - в Краснодаре. После окончания школы Кузнецов проучился один год в Кубанском государственном университете, откуда ушёл в армию. Служил связистом на Кубе в разгар Карибского кризиса 1962 года, когда мир был на грани ядерной войны. Часто вспоминал об этой поре. После армии некоторое время работал в милиции. В 1970 году с отличием закончил Литературный институт им. А. М. Горького семинар . После института работал в московском издательстве «Современник» в редакции национальной поэзии. С 1994 года - редактор издательства «Советский писатель», 1996 года редактор отдела поэзии в журнале «Наш современник».

Член Союза писателей СССР с 1974 года.

Член КПСС с 1975 года.

Первое стихотворение написал в 9 лет. Первая публикация увидела свет в районной газете в 1957 году. Впервые Кузнецов заявил о себе, как о поэте, будучи студентом Литературного института им. А. М. Горького, стихотворением «Атомная сказка», которое явилось веским аргументом в так называемом споре «физиков и лириков».

Имя Юрия Кузнецова постоянно присутствовало в критике 1970-1980-х годов, вызывая много споров и интерес читателей (например, спор о нравственности или безнравственности строки «Я пил из черепа отца»). Это короткое стихотворение о черепе стало самым ярким выражение той скорби и боли поэта о жестокости войны, которая лишила целое поколение возможности сесть за стол с отцами; сыновьям осталось только то, что лежит в могилах: вместо «сказки лица» - одни черепа.

Значительное место в творчестве Юрия Кузнецова занимает военная лирика, стихотворения о Великой Отечественной войне. По признанию поэта, воспоминания о войне стали важнейшими мотивами его поэзии. По мнению некоторых критиков, стихотворение из военной лирики занимает особое место в творчестве поэта, производя на читателя яркое эмоциональное впечатление. Творчество Юрия Кузнецова служит вдохновением при написании музыкальных произведений. Так, композитор Виктор Захарченко положил на музыку около 30 стихотворений поэта, среди которых «Возвращение», «Когда я не плачу, когда не рыдаю» и др. Их исполняет Государственный академический Кубанский казачий хор. Композитор Г. Дмитриев положил на музыку более 10 стихотворений поэта, среди которых «Возвращение», «Колесо» и др. Хоровое произведение «Китеж всплывающий» (2004), написанное на основе 6 стихотворений, исполняет Большой смешанный хор Академии хорового искусства. Государственная телерадиокомпания «Иркутск» посвятила творчеству Юрия Кузнецова телепередачу (авторы: Г. Гайда, В. Козлов, В. Бронштейн).

До конца жизни вел поэтические семинары в Литературном институте и на Высших литературных курсах.

Издал около двадцати сборников стихотворений. Стихи переведены на азербайджанский язык. Автор многочисленных стихотворных переводов как поэтов из национальных республик, так и зарубежных (Дж. Байрон, Дж. Китс, А. Рембо, А. Мицкевич, В. Незвал и др.), перевёл также «Орлеанскую деву» Шиллера.

В 1998 году по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II перевёл на современный русский язык и изложил в стихотворной форме «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона, за что ему была вручена литературная премия.

Ключевыми словами поэтического мира Юрия Кузнецова являются символ и миф, разрыв и связь. В своём творчестве Юрий Кузнецов часто обращается к вечным проблемам добра и зла, божественного и человеческого, в его стихах переплетаются философия, мифология и гражданская лирика. Примером тому служат широкие по замыслу поэмы на библейскую тематику («Путь Христа», «Сошествие в Ад»), которые он писал в последние годы. Названия книг Юрия Кузнецова, по его признанию, являются своего рода поэтическими манифестами.

Умер Кузнецов в Москве 17 ноября 2003 года от сердечного приступа. Похоронен на Троекуровском кладбище столицы. Свое последнее стихотворение «Молитва» он написал за девять дней до смерти. Это - завещание поэта, которого называли «сумеречным ангелом русской поэзии», «самым трагическим поэтом России». К нему относились по-разному. Апологеты обожествляли его, для противников он был «вурдалаком». В критике можно встретить утверждение, что «Юрий Кузнецов стал одним из самых ярких явлений в русской поэзии второй половины XX века».

Биография

КУЗНЕЦОВ, Юрий Поликарпович (1941−2003), поэт. Родился 11 февраля 1941 года в станице Ленинградская Краснодарского края. Отец - кадровый военный, мать - школьная учительница.

После того, как в 1941 г. отец Кузнецова ушел на фронт, семья отправилась на его родину в село Александровское на Ставрополье, а чуть позднее перебралась в Тихорецк. Там в доме деда и бабушки прошло детство и ранняя юность Кузнецова. Отец в 1944 г. погиб в Крыму и воспоминания о нем, а также о войне, по признанию Кузнецова, стали важнейшими мотивами его поэзии (первые стихи написаны в девятилетнем возрасте).

После школы Кузнецов служил в армии (1961−1964), работал инспектором детской комнаты милиции (1964−1965), в редакции газеты «Комсомолец Кубани» (1965−1966). Один год проучился в Кубанском университете (Краснодар).

В 1965 г. поступил в Литературный институт им. А. М. Горького, который закончил в 1970 (занимался в поэтическом семинаре С.С. Наровчатова). После недолгого пребывания на родине, Кузнецов в том же году вернулся в Москву. Работал редактором в издательстве «Современник» (1971−1976). В 1974 г. вступил в Союз писателей СССР, в 1975 - в КПСС.

Тогда же резко меняется поэтика Кузнецова. По всей вероятности, ощущение надвигающейся вселенской катастрофы впервые явилось в период Карибского кризиса (с 1961 по 1963 г. Кузнецов находился в составе советского армейского контингента на Кубе), о чем он рассказал в стихотворении, датированном 25 октября 1962 г.: «Я помню ночь с континентальными ракетами, // Когда событием души был каждый шаг, // Когда мы спали, по приказу, нераздетыми // И ужас космоса гремел у нас в ушах».

Однако эсхатологические мотивы найдут воплощение позднее. Ранние стихи, собранные в книге «Гроза», вышедшей в Краснодаре (1966), маловыразительны и лишены какой-либо индивидуальной окраски. Слом поэтики приходится на семидесятые годы. Стихи и поэмы, объединенные в сборники «Во мне и рядом - даль» (1974), «Край света - за первым углом» (1976), «Выходя на дорогу, душа оглянулась» (1978), привлекли внимание читателей и критики.

Работая в пределах дозволенных для советского стихотворца тем (пейзажная лирика, воспоминания о детстве, войне и проч.), Кузнецов выстраивает поэтический мир со сложной топологией. Пространственно-временные координаты остаются теми же, тогда как предметно-персонажные категории таковы, что легко позволяют проникнуть туда, где координаты эти недействительны (среди важнейших образов в поэзии Кузнецова - образ «дыры» в неизвестность, «зияния», «зазора»). Космос его формуется из живой массы, будь то животные или люди, под влиянием беспредельных сил, являющихся из ниоткуда, подобно смерчу: «Передних вогнал в середину, // А ту проломил в остальных» («Стихия»).

Высказывалась мысль, что импульсом к созданию новой поэтики послужило знакомство с работами о славянской мифологии А. Н. Афанасьева либо В. Ф. Миллера. В любом случае, этот поэтический мир существует по законам дохристианским. Отсюда повышенное внимание к базовым категориям родства и семейно-родственным связям, основа которых треугольник «отец-мать-сын». Причем, отношения между ними неравноценны: если отец и его действия вообще не подлежат обсуждению (он как бы отсутствует, вознесенный на недосягаемую высоту положением в семье, уход отца на фронт и гибель его - модификации того же мотива), то отношение матери к отцу - это абсолютное приятие, полная подчиненность и жертвенное следование ее судьбе, которая, по сути, проекция судьбы главы семьи. И потому звучат как проклятие слова лирического героя, на самом деле, всего лишь констатирующие положение вещей, и трагична вся сцена: «Отец! - кричу. - Ты не принес нам счастья!.. - // Мать в ужасе мне закрывает рот» («Отцу»). Удел сына в этой триаде драматичен. Ему надлежит сменить отца (такая замена ничем не облегчит долю матери), словно колос, взойти на земле, политой отцовской кровью. Неизбежная и предначертанная узурпация отцовской власти раскалывает натуру сына, рождает в нем ожесточение и одиночество, что, в свою очередь, сказывается на любовных коллизиях: отношения возмужавшего сына с женщиной в этом мире напряженные и несчастливые. Только в таком свете можно понять отмеченную критиками двойственность лирического героя - тягу к человеческому общению и полную отрешенность («Я в поколенье друга не нашел…»), ибо заменой цельности и единства рода не смогут служить ни самая крепкая дружба, ни общие помыслы. Именно так следует интерпретировать открыто декларативные строки: «Я пил из черепа отца // За правду на земле, // За сказку русского лица // И верный путь во мгле. // Вставали солнце и луна // И чокались со мной. // И повторял я имена, // Забытые землей». Ожесточенная полемика, вспыхнувшая вокруг этих стихов, - поэт-фронтовик М. А. Соболь даже выступил с поэтической отповедью «Наследничек» - продемонстрировала, что для истолкования поэтического мира Кузнецова зачастую используют нравственные категории и культурные схемы, ему чуждые. Мертвые в этом мифопоэтическом пространстве не мертвы окончательно и бесповоротно, это «неполная смерть». Свои и вражеские солдаты, погибшие в бою на горных вершинах, «лежат как живые», «ждут и смотрят» («Вечный снег»), путем особых усилий их можно заставить двигаться и говорить, либо и вовсе привести из далеких краев, где они обитают, к стенам родного дома («Четыреста»). Способен на это живой человек. Недаром лирический герой Кузнецова столь часто выступает в роли соединительного звена между миром живых и миром мертвых. Предметы, которым здесь принадлежит ведущая роль, из мистического арсенала. Это тень, разрастающаяся или оплотняющаяся (по ней шагают, словно по мосту или по доске), следы, ногти. Поэт обращается к таким пластам сознания, перед какими и сказка непоправимо современна и уже в силу этого релятивна, а потому достойна иронического развенчания. Рассказанная «на теперешний лад», она чудовищна: Иванушка, отыскавший по полету стрелы лягушку за тремя морями, ставит немудреный опыт, вскрыв лягушечье тело и пустив по нему электрический ток: «В долгих муках она умирала, // В каждой жилке стучали века. // И улыбка познанья играла // На счастливом лице дурака» («Атомная сказка»). Познание тут противопоставляется не блаженному неведенью, а древнейшему знанию. Заголовок стихотворения равно отсылает и к науке XX века, и к античной атомистике, тогда как поэт, кажется, подразумевает и не то, и не это. Перекодирование из языческой (аллегорической) системы в христианизированную символику, из-за несовпадения систем, рождает дисгармонию. Оппозиции «земля - небеса», «свет - тьма» выражают противостояния разнородных начал, а не оценочные категории. Крайности эти неразрывны. Умозрительные, но последовательно выстроенные литературные построения наиболее удавались Кузнецову. Рассудочные противоположности, собственно, и являлись основными элементами создаваемой им художественной модели, огромное место в этом мире занимали технические приспособления и механизмы - защитные очки, поезда и проч. - сами плоды рассудка. Музыкальность и попросту благозвучие не характерны для этой поэтики, бедные рифмы воплощают, скорее, не звуковой, а смысловой лад («звезду-судьбу», «в отпуску-высоту», «человека-света»). Нарушение равновесия конструкции (чаще всего в стихах о любви), оборачиваются банальностью, мелодраматизмом. Малоудачны стихи, где варьируются мотивы, традиционно связываемые с поэзией С. А. Есенина: воспоминания об утраченной былой удали («Последние кони»), рассказ о возвращении в родной город после долгого отсутствия («Водолей»). Равно не удались короткие поэмы «Золотая гора», «Дом», «Женитьба», «Змеи на маяке», «Афродита», «Седьмой», где ведущим является не сюжет, а лирический порыв и череда образов. К наибольшим удачам следует отнести стихотворения остросатирические, зачастую макабрические («Выпрямитель горбов», «Попугай», «Разговор глухих», «Нос»). Значительное место в поэзии Кузнецова занимали открытая провокативность («Пень, иль волк, или Пушкин мелькнул?»), игра с цитатами из классической русской поэзии и словесными клише. Пространные названия сборников Кузнецова критики рассматривали как заведомо лишенные однозначности либо вовсе не поддающиеся интерпретации цельные построения, что отчасти верно, тем не менее, в названиях прослеживается отдельный, не вполне выстроенный сюжет (блуждание отпущенной на волю души в пространствах и закоулках причудливого анизотропного мира). Достаточно перечислить сами названия, учитывая, что этот метасюжет сильно инверсирован: «Отпущу свою душу на волю» (1981), «Ни рано, и поздно» (1985), «Душа верна неведомым пределам» (1986). В затянувшейся идеологической дискуссии семидесятых и восьмидесятых годов имя Кузнецова, человека одаренного, все активнее разрабатывающего своеобразный «славянский миф», выступало в качество серьезного аргумента. С одной стороны, проводилось возвеличивание поэта, с другой, его полное развенчание. В 1990 г. Кузнецов стал членом правления Союза писателей РСФСР, затем был одним из руководителей Московской писательской организации. За сборник «Душа верна неведомым пределам» он был отмечен Государственной премией РСФСР (1990). Среди других наград орден «Знак Почета» (1984), Почетная грамота Министерства образования Российской федерации (2002). В сентябре 1997 г. Кузнецов был избран академиком Академии российской словесности. С 1987 г. и до последних дней он вел поэтический семинар в Литературном институте им. А. М. Горького (дневное и заочное отделения, Высшие литературные курсы). При жизни поэта вышло в свет более полутора десятков поэтических сборников. Занимался Кузнецов и стихотворным переводом (среди авторов, которых он переводил, А. Атабаев, Я. Пиларж, Ф. Шиллер). Избранные переводы собраны в книге «Пересаженные цветы» (1990). Ю. П. Кузнецов умер 17 ноября 2003 года в Москве.

Популярный поэт Юрий Поликарпович Кузнецов родился 11 февраля 1941 года, в Краснодарском крае, в станице Ленинградская. Отец поэта был обычный военный, а мать работала в школе, учительницей.

Во время Второй Мировой войны отца забрали на фронт, а юный Кузнецов и его мать перебрались на родину отца в село Александровское, которое находится под Ставрополем. Позже они переехали в Тихорецк к родителям матери молодого Кузнецова. Именно здесь прошло детство и юность Юрия. В 1944 году в ходе военного сражения погиб отец Кузнецова. Именно эти события и становятся главным мотивом для начала его творчества. Первые стихи были написаны в девятилетнем возрасте Окончив школу, Кузнецов пошёл на службу в армию, а с 1964 по 1965 года работал в детской комнате милиции. После службы в милиции Кузнецова пригласили в редакцию газеты "Комсомолец Кубани". Где он проработал до 1966 года.

Затем в 1965 году он поступает в литературный университет имени Максима Горького, который закончил с отличием в 1970 году. Вернувшись на Родину он так и не нашёл своего предназначения и был вынужден снова вернуться в Москву. В столице он работал редактором в журнале "Современник" до 1976 года. А в 1974 году вступает в Союз писателей Советского Союза. Через год Кузнецов вступил в ряды КПСС.

В тот период резко поменялся стиль поэтических произведений автора. Находясь в составе советского ограниченного контингента на Кубе, Кузнецов попадает на то время, когда случился Карибский кризис. Он пишет о днях, проведённых в полной боевой готовности в своих стихотворениях. В этих стихах впервые появляются эсхатологические мотивы.

Однако это было началом в новой тематике автора. Его идеи находят соё воплощение гораздо позже. В ранних стихах, которые собраны в книге "Гроза", опубликованной в Краснодаре в 1966 году, мало выразительности. Они лишены ощущения индивидуальности. Затем свет увидели такие произведения автора, как "Во мне рядом даль" и Край света - за первым углом". После выхода этих сборников читатель обратил своё внимание на оригинальность и простоту поэзии Кузнецова.

Юрий Кузнецов (1941-2003)

После изучения данной главы студент должен:

знать

• три этапа развития творчества Ю. П. Кузнецова:
• основные особенности художественно-философского мира Ю. П. Кузнецова;
• связь поэзии Ю. II. Кузнецова с традициями русского и западноевропейского мифо-модернизма;
• своеобразие использования ΙΟ. П. Кузнецовым интертекстуальных вкраплений для полемики с ними;
• о влиянии творчества Ю. П. Кузнецова на современных поэтов;

уметь

• показать связь мифо-реальности с обыденной реальностью в творчестве Ю. П. Кузнецова и связать это с космогонической картиной в художественном мире поэта;
• анализировать мифопоэтическую лирику К). П. Кузнецова;
• анализировать аллегорические тексты на политическую тематику в позднем творчестве Ю. П. Кузнецова;

владеть

• понятиями "мифо-модернизм", "трагическое мироощущение"; "интертекстуальность", "модернизм" и "традиционализм";
• навыками литературоведческого анализа поэтического текста.
• К). П. Кузнецов – поэт, переводчик, эссеист, прозаик, определивший (наряду с И. А. Бродским и Η. М. Рубцовым) основные пути развития русской поэзии второй половины XX в. Творчество Ю. П. Кузнецова парадоксально объединило в себе и синтезировало модернизм и традиционализм, совместило фольклорно-мифологические образы, тенденции русской философской поэзии XIX в. и трагическое мироощущение новейшего "атомного века".

Творческая биография Ю. П. Кузнецова

Юрий Поликарпович Кузнецов родился 11 февраля 1941 г. на Кубани, в семье офицера-пограничника. Отец будущего поэта в первые же дни войны ушел на фронт, а Кузнецов с матерью переехал в Ставрополье и пережил фашистскую оккупацию. В 1944 г. отец Юрия Кузнецова погиб на поле сражения в Крыму. Это трагическое событие оказалось одним из основных в судьбе поэта. Образ погибшего отца, которого будущий поэт успел увидеть только один раз в жизни, станет ключевым в творчестве Кузнецова.

Шел отец, шел отец невредим

Через минное поле.

Превратился в клубящийся дым -

Ни могилы, ни боли.

("Возвращение").

Стихи Юрий Кузнецов начал писать с 12 лет. Первое опубликованное стихотворение появилось в 1957 г. в районной газете. В 1960 г. Кузнецов покинул Тихорецк и поступил в Краснодарский пединститут на историко-филологический факультет. Проучившись один год и поссорившись с преподавателем, Кузнецов бросил учебу и был призван в армию. "Год прослужил в Чите, потом – Куба, как раз Карибский кризис..." Латиноамериканская экзотика потрясла юную душу кубанского провинциала: контраст между Кубанью и Кубой оказал существенное влияние на творческий мир Кузнецова, ведь черные тропические ночи скрывали в себе не только тайну, но и смерть. Поэт находился в непосредственной близости от смерти, и именно это обстоятельство вызвало особый "экзистенциалистский" оттенок его стихотворений.

После армии Кузнецов девять месяцев проработал литературным сотрудником в краевой молодежной газете. Первый сборник "Гроза" вышел в свет в Краснодаре в 1966 г. В этом же году поэт переехал в Москву и поступил в Литературный институт, который закончил в 1970 г. Кузнецов поступил на работу в издательство "Современник". Его творческая судьба в это время складывалась не благополучно: своеобразный стиль поэзии Кузнецова не воспринимался советскими редакторами и руководящими работниками от литературы. Его время пришло в 1970-е гг. Первая "московская" книга ("Во мне и рядом – даль" ), вышла в 1974 г. После этого Кузнецов выпустил целый ряд поэтических сборников: "Край света – за первым углом" (1976), "Выходя на дорогу, душа оглянулась" (1978), "Отпущу свою душу на волю" (1981), "Русский узел" (1983), "Ни рано, ни поздно" (1985), "Душа верна неведомым пределам" (1986).

Ситуация в советской поэзии 1970-х гг. проходит под знаком Юрия Кузнецова. Его творчество становится предметом обсуждения в "Литературной газете", в альманахах "Поэзия" и "День поэзии". Странные, таинственные стихи поэта, полные сюрреалистических образов, малопонятных аллегорий, неясных намеков привлекают читателей. Интерес к Кузнецову подогревается его многочисленными скандальными заявлениями: поэт негативно и резко высказывается о К. М. Симонове, Э. Г. Багрицком, Б. Л. Пастернаке, А. А. Блоке, А. А. Ахматовой, о "женской поэзии" вообще, наконец о самом Александре Сергеевиче Пушкине. Выпады против Пушкина появляются в стихотворениях и поэмах Кузнецова: "Пень, иль волк, или Пушкин мелькнул?" ("Выходя на дорогу, душа оглянулась..."), "Пушкин погиб. Чаадаев замкнулся, скучая. <...> // Пушкин забыт. Чаадаева помнить не надо" ("Диван"), "Где Пушкин отхлебнул глоток, но больше расплескал" (поэма "Золотая гора").

В эпоху перестройки Кузнецов испытал определенный кризис: герметичный образный мир его поэзии разрушился под воздействием мощных социальных перемен. Творчество Кузнецова крайним образом политизировалось ("Откровение обывателя", "Захоронение в Кремлевской стене"). В ожесточенном идеологическом споре конца 1980-х гг. между либералами и консерваторами Кузнецов выбрал сторону последних. Только после смерти поэта в ноябре 2003 г. литературное наследие Юрия Кузнецова начинает восприниматься в качестве значительной культурной ценности вне зависимости от его идеологической направленности.

Творчество Юрия Кузнецова в хронологическом плане можно разделить на три периода: 1) 1957–1966 гг.; 2) 1967–1984 гг.; 3) с 1985 г. до смерти поэта.

• Кузнецов Ю. П. Бог дает поэту искру // Лит. Россия. 1991. 22 февр. С. 21.

Из книги судеб. Ю рий Кузнецов родился 11 февраля 1941 года в станице Ленинградская Краснодарского края. Отец - кадровый военный, мать - школьная учительница.

В том же сорок первом Поликарп Кузнецов ушёл на фронт, а семья отправилась на его малую родину - в село Александровское Ставропольского края, а чуть позднее перебралась в кубанский городок Тихорецк. Там, в доме деда и бабушки, прошли детство и ранняя юность будущего поэта. Отец Юрия погиб в Крыму - в 1944-м, и воспоминания о нём, а также об отголосках войны, по признанию Кузнецова, стали важными побуждающими мотивами его поэзии (первые стихи ЮК написал в девятилетнем возрасте).

После окончания школы Кузнецов служил в армии (1961-1964), работал инспектором детской комнаты милиции (1964-1965), в редакции газеты «Комсомолец Кубани» (1965-1966). Один год проучился в Кубанском университете (Краснодар).

В 1965 он поступил в Литературный институт имени А.М. Горького, который окончил в 1970-м (занимался в поэтическом семинаре С.С. Наровчатова). После недолгого пребывания на родине в том же году вернулся в Москву. Работал редактором в издательстве «Современник» (1971-1976). В 1974-м вступил в Союз писателей СССР, а в 1975-м - в КПСС…

Критики полагают, что ощущение надвигающегося вселенского Апокалипсиса, столь свойственное поэтике Кузнецова, впервые явилось ему в период Карибского кризиса (с 1961-го по 1963-й он находился на Кубе). Поэт об этом рассказал в стихотворении, датированном 25 октября 1962 года: Я помню ночь с континентальными ракетами, / Когда событием души был каждый шаг, / Когда мы спали, по приказу, нераздетыми / И ужас космоса гремел у нас в ушах…

Его ранние стихи вошли в книгу «Гроза», изданную в Краснодаре в 1996-м. Однако широкому кругу читателей имя поэта стало известно после появления сборников «Во мне и рядом - даль» (1974), «Край света - за первым углом» (1976), «Выходя на дорогу, душа оглянулась» (1978).

Исследователи творчества ЮК высказывали и такую интересную мысль. Импульсом к созданию особого поэтического мира, особой языковой манеры и яркого метафорического языка послужило знакомство Юрия Поликарповича с работами А.Н.Афанасьева и В.Ф.Миллера, посвящёнными славянской мифологии. В любом случае, такой поэтический мир существует по законам дохристианским. Отсюда особое внимание к категориям родства и семейно-родственным связям, основа которых - треугольник «отец - мать - сын»…

Интересны и неповторимы практически все произведения поэта. Среди которых, тем не менее, критики чаще всего вспоминают о строчках «Я пил из черепа отца…», вызвавших в своё время ожесточённую полемику. К числу несомненных удач ЮК его друзья всегда относили и короткую притчу «Атомная сказка», и такие многомерные творения, как «Вечный снег», «Четыреста», «Золотая гора», «Дом», «Женитьба», «Змеи на маяке», «Афродита», «Седьмой»…

Известен Юрий Кузнецов и остросатирическими стихотворениями - «Выпрямитель горбов», «Попугай», «Разговор глухих», «Нос»…

В бурной идеологической полемике семидесятых-восьмидесятых годов имя поэта, активно разрабатывающего своеобразный «славянский миф», одна сторона брала на щит и возвеличивала, другая - напротив, умаляла и развенчивала.

В период с 1981-го по 1986-й у него вышло сразу три книги - «Отпущу свою душу на волю», «Ни рано, ни поздно», «Душа верна неведомым пределам».

В 1990-м Юрий Кузнецов стал членом правления Союза писателей РСФСР, затем - одним из руководителей Московской писательской организации.

Сборник «Душа верна неведомым пределам» отмечен Государственной премией РСФСР (1990). Среди наград, которыми поэт дорожил, - орден «Знак Почёта» (1984) и… Почётная грамота Министерства образования Российской федерации (2002). В сентябре 1997-го он был избран академиком Академии российской словесности.

С 1987-го и до последних дней своих ЮК вёл поэтический семинар в Литературном институте имени А.М.Горького (дневное и заочное отделения, Высшие литературные курсы).

Занимался Юрий Кузнецов и стихотворными переводами (среди авторов, с текстами которых он работал, - А. Атабаев, Я. Пиларж, Ф. Шиллер). Избранные переводы ЮК собраны в книге «Пересаженные цветы» (1990).

Евгений Перемышлев

Один из моих знакомых, много читающий и сам немало написавший, однажды заметил: половина сегодняшних стихотворцев пишут «под Иосифа Бродского», другая половина подражает Юрию Кузнецову.

Быть может, утверждение несколько обобщённое и категоричное, но истина в нём есть: последние лет тридцать влияние кузнецовской поэзии на литературный процесс несомненно. Его интонация незримо, а то и явно, присутствует в творчестве Виктора Лапшина, Олега Кочеткова, Николая Зиновьева, Игоря Тюленева, Евгения Семичева, Владимира Шемшученко, Светланы Сырневой, Дианы Кан, Марины Струковой и других поэтов, в основном представляющих русскую глубинку и на сегодня, может быть, наиболее интересных, продолжающих традиции отечественной поэтической классики.

Повлиял Юрий Кузнецов и на то, что написал и что пишет автор этих строк, чего я не скрываю и ни в коем случае не стыжусь: без опоры на творчество предшественников не может появиться более-менее значимого автора. Ведь и Юрий Кузнецов умело пользовался богатствами литературы и не только русской. Державин, Пушкин, Тютчев, Лермонтов, Боратынский, Некрасов, Блок, Есенин и другие поэты, христианская мифология, античная литература, народный эпос, философия, история - всё это и многое другое вобрали его стихи. И, конечно же, в них - природный талант самого поэта, с которым меня не раз сводила судьба.

В средине 70-х годов, кажется, в «Литературной газете», я прочитал рецензию на сборник неизвестного мне до тех пор поэта Юрия Кузнецова «Во мне и рядом - даль», вышедший в издательстве «Современник». Не помню, что в ней писалось: наверное, как обычно, за что-то автора хвалили, за что-то журили, но в публикации было процитировано стихотворение «Возвращение», запомнившееся после первого прочтения:

Шёл отец, шёл отец невредим

Через минное поле.

Превратился в клубящийся дым -

Ни могилы, ни боли.

Мама, мама, война не вернёт…

Не гляди на дорогу.

Столб крутящейся пыли идёт

Через поле к порогу.

Словно машет из пыли рука,

Светят очи живые.

Шевелятся открытки на дне сундука

Фронтовые.

Всякий раз, когда мать его ждёт, -

Через поле и пашню

Столб клубящейся пыли бредёт, -

Одинокий и страшный.

Ныне это стихотворение стало классикой, и в который раз, перечитывая его, я вновь и вновь испытываю, если не потрясение, то душевное волнение: так пронзительно и точно передать трагедию, которую принесла война, а ещё - боль от одиночества, от безотцовщины - образовавшейся в судьбе пустоты, бреши. Мой отец не погиб в той войне, но и моя «однокрылость» - её последствие, рана, болящая до сих пор.

Несколько позже я стал обладателем сборника «Во мне и рядом - даль». Произошло это так.

Однажды (тогда я жил на Дальнем Востоке), будучи в журналистской командировке, сидел я в зале ожидания железнодорожного вокзала. Рядом на скамейке - парень, солдат, по всей видимости, только уволившийся в запас, листал сборничек стихов. Я полюбопытствовал: кто автор, и невольно позавидовал обладателю книги, ибо то были стихи Юрия Кузнецова. Мы разговорились. Оказалось, парень после службы едёт на родину, в Москву, а книгу ему прислал в армию друг. А ещё бывший солдат посетовал, что второй день не может сесть на поезд и что утром в буфете последний «трояк» разменял.

У меня в кармане кое-что хрустело. Мы дружески пообедали в привокзальном ресторане, говорили о поэзии и поэтах. А при расставании парень подарил мне «Во мне и рядом - даль». Прочитав книгу, а потом несколько раз перечитав, я понял, что появился поэт, который станет для меня как старший брат, как учитель.

Многие строки, строфы, стихи сразу же запечатлелись в памяти: «Но останутся пальцы царапать. И останутся губы кричать», «Стул в моём пиджаке Подойдёт к телефону, Скажет: - Вышел. Весь вышел. Не знаю, когда и придёт!», «Отец, - кричу. - Ты не принёс нам счастья!.. - Мать в ужасе мне закрывает рот», «И хочешь лицо дорогое погладить - По воздуху руки скользят», «Я пришёл. И моими глазами Ты на землю посмотришь теперь. И заплачешь мои слезами - И пощады не будет тебе», «Но русскому сердцу везде одиноко... И поле, широко, и небо высоко» и так далее. Они - поэтические афоризмы, которые вошли в умы и сердца читателей стихов и постепенно входят в речевой оборот даже тех, кто к поэзии равнодушен.

Владимир Солоухин писал, что запоминаемость - один из основных признаков истинной поэзии. Я согласен с ним. Сошлюсь на собственный опыт. В своё время я много читал, к примеру, Андрея Вознесенского, Иосифа Бродского, но в памяти из стихов этих авторов почти ничего не «зацепилось». А строки Юрия Кузнецова, прочитанные тридцать с лишним лет назад, живут во мне и, наверное, будут жить до конца дней моих.

К сожалению, сборник «Во мне и рядом - даль» я не сохранил. В конце 70-х годов я взял эту книгу на строительство БАМа, где некоторое время работал в газете. Жил в общаге с инженером из Москвы. Надо было ехать в командировку, а в кармане - ни рубля. Занял у москвича «четвертак», а когда через две недели вернулся, то нашел записку: «Когда вышлешь долг, верну книги». Посмотрел, что же взял мой кредитор. Оказалось, сборники Бунина, Есенина, Пастернака, Ахматовой, а ещё - Рубцова и Кузнецова. Да, литературный вкус у инженера был. «Четвертак» я ему отправил, но книг так и не дождался.

А вот сборник Юрия Кузнецова «Край света - за первым углом» (1976) до сих пор со мной. Приобретя эту книгу в одно время с «Подорожниками» Николая Рубцова - в этом есть нечто символичное, знаковое.

В начале 80-х годов я переехал в Белгород и стал наведываться в Москву, где встречался с поэтом-фронтовиком Виктором Кочетковым. Виктор Иванович в начале 70-х годов был руководителем семинара молодых литераторов Дальнего Востока в Хабаровске, позже он напечатал мои стихи в журнале «Москва», а когда в Благовещенске выходил мой сборник «Небо и поле», написал к нему предисловие. Во время наших встреч в столице он рассказывал о Юрие Кузнецове, с которым дружил, и я, естественно, с вниманием слушал, но не мог предположить, что Юрий Поликарпович сыграет значимую роль в моей литературной судьбе.

В 1989 году в Воронеже вышла моя третья книга стихов «Заповедь», я подал документы для вступления в Союз писателей СССР. В Белгороде прошёл, правда, не без сложностей меж «молотом и наковальней», и мои «бумаги» были отправлены в Москву. Позвонил Виктору Ивановичу, который входил в приёмную коллегию Союза писателей. Он сказал: «Не волнуйся. Постараюсь, чтоб твоим рецензентом был Кузнецов». Но, право, я разволновался ещё больше, ибо от Виктора Ивановича знал, насколько серьезно Юрий Поликарпович относится к поэзии. Рассказал о своих волнениях белгородскому прозаику Николаю Рыжих, он был знаком с поэтом по учёбе в Литинституте, на что тот со свойственным ему темпераментом и оптимизмом изрёк: «Всё будет хорошо: Юра русских поэтов не топитё. Как бы то ни было, в марте 1991 года меня приняли в Союз писателей, против моей кандидатуры было всего два или три голоса.

В сентябре того же года я познакомился с Юрием Поликарповичем. Произошло это в писательском доме творчества в Макеевке, куда я приехал. Здесь проходило очередное заседание приёмной коллегии Союза писателей, и Виктор Иванович Кочетков представил меня Кузнецову. Сидели втроём, я, конечно, больше слушал, чем говорил. Тогда же Кузнецов подписал мне своё «Избранное», вышедшее в издательстве «Молодая гвардия». Всего два слова «На добрую память» (поэт вообще, насколько я знаю, оставлял на книгах лаконичные автографы), но они для меня непомерно дороги. А через несколько дней мы уже в более многочисленной и шумной компании сидели в Центральном доме литераторов, и тогда я впервые осмелился прочитать несколько своих стихотворений. Потом поэт Владимир Андреев, участвовавший в дружеском застолье, сказал: «Твои стихи Кузнецову понравились». Не знаю, насколько это соответствовало действительности, но мне, право же, было приятно.

К 50-летию Победы я проводил на страницах белгородской газеты «Смена» литературный конкурс. В качестве награды победителям решил попросить Юрия Кузнецова прислать книги с автографом. Написал письмо, не очень-то надеясь на отклик. И вдруг писатель Николай Рыжих, побывавший в Москве в журнале «Наш современник», привёз несколько экземпляров «Избранного» Кузнецова, которое вышло в издательстве «Художественная литература». На одной стояла подпись: «Валерию Черкесову». Так в моей библиотеке появилась вторая книга с автографом Юрия Кузнецова.

Когда я вручал «Избранное» победителям литконкурса, то радовался за них: такой подарок! Увы, едва ли они это поняли…

Юрий Кузнецов несколько раз приезжал на Белгородчину - на презентацию журнала «Наш современник», на дни поэзии, мы пожимали друг другу руки, разговаривали. Не скажу, что были долгие беседы на литературные темы, скорее, ни к чему не обязывающее общение, и в то же время Юрий Поликарпович, как мне кажется, не любил пустого трёпа и хохмачества, был немногословен, часто задумчив, этим он как бы отстранялся от всего, что для него было незначимо.

Однажды на Дне поэзии в городском парке у него не очень-то получилось выступление. Приехал он поездом рано утром, видимо, подустал в дороге, да ещё - горячая встреча. Поэт начал читать какое-то стихотворение, сбился, замолчал, снова стал читать. После Юрий Поликарпович, видимо, несколько раздосадованный и недовольный своим выступлением, подошёл ко мне и сказал: «Пойдем в гостиницу». Мы просидели в номере вдвоём с час, пока из парка не вернулись собратья-поэты. Помню, он говорил о наступившем рваческом времени, когда общество деградирует умственно и духовно в погоне за материальными благами, что поэты и поэзия должны взять на себя миссию духовных поводырей, что золотой и серебряный век литературы минули, но возрождение её непременно будет. А ещё - о России, Руси, которая всё вынесет и перенесёт, порукой тому - наша великая культура. Может быть, он говорил не столь высокопарно, как я передаю, но суть была такова.

Вспоминается и несколько забавный случай. В Прохоровке был губернаторский приём, так сказать, в узком кругу. На столах еда и питьё - всё, что угодно чреву. Юрий Поликарпович перед трапезой оглядел стол, подошел к официанту и вдруг спросил: «А буфет здесь есть?» Тот явно опешил от столь неожиданного вопроса, часто-часто заморгал глазами, недоумевая, чего еще желает московский гость? Официанта выручил хозяин приема - белгородский губернатор Евгений Савченко, спросив: «Юрий Поликарпович, вам что-то надо?» Поэт невозмутимо изрёк: «Да сигарет бы. У меня кончились». Официант облегченно заулыбался и принес сигареты разных марок. Какие поэт выбрал, я не запомнил.

Когда в «Нашем современнике» была опубликована первая часть поэмы Юрия Кузнецова «Путь Христа» - «Детство Христа», я дал почитать номер своему сыну: он с малого возраста интересуется христианством. Коля сказал: «Вот бы получить такую книгу!» Осмелившись, я изложил эту просьбу в письме Юрию Поликарповичу, и через какое-то время пришёл пакет. В него было вложено первое издание «Пути Христа» («Советский писатель», 2001) с такой надписью «Коле Черкесову - Бог в помощь. Юрий Кузнецов».

В конце октября, а, может быть, и в начале ноября 2003 года я зашёл в Белгородскую писательскую организацию. Разговаривали с председателем организации поэтом Владимиром Молчановым по поводу готовящегося к выходу белгородского номера «Нашего современника». Володя сказал примерно так: «Разговаривал по телефону с Кузнецовым о поэтической подборке, которая будет в номере. И он с иронией заметил, мол, отбираю стихи я, а шишки будут сыпаться, Молчанов, на тебя».

В этом полушутливом замечании - отношение Кузнецова к поэзии. Насколько я знаю, он не очень-то признавал авторитеты и громкие имена и при отборе стихов в журнал руководствовался только талантливостью автора и оригинальностью текста. Так в «Нашем современнике» появились большие подборки Сергея Ташкова, Юрия Шумова, Дмитрия Маматова и некоторых других белгородских поэтов, с которыми у нас не очень-то считались. Из того вороха стихов, что посылал я, он отбирал немногие, но печатал довольно часто. Порою я недоумевал, увидев свою публикацию: почему появились именно эти строки, а не другие, которые я считал лучшими? Но проходило какое-то время, и я понимал правоту Кузнецова: он тонко чувствовал вторичность и банальность, которыми грешат провинциальные, да и столичные стихотворцы, поэтому при нём поэзия в «Нашем современнике» была по-настоящему отборной .

А буквально через несколько дней после того разговора в писательской организации о Юрие Кузнецове - трагическая весть, которая ошеломила, ударила, опечалила. А когда я узнал, что он распрощался с этим светом во сне, вспомнились заключительные строки «Пути Христа»:

Отговорила моя золотая поэма,

Всё остальное - и слепо, и глухо, и немо.

Боже! Я плачу и смерть отгоняю рукой.

Дай мне великую старость и мудрый покой!

Как истинный поэт, Юрий Кузнецов оказался пророком в предопределении своей судьбы и своей поэзии.

Номер «Нашего современника» со стихами и прозой белгородцев вышел в январе 2004 года. В нём же - большая подборка материалов «Под знаком совести», посвящённая памяти Юрия Кузнецова: воспоминания о поэте, его стихи и статья «Воззрение», ставшая его духовным завещанием: «Человек в моих стихах равен народу», «…Но главное - русский миф, и этот миф - поэт. Остальное - легенда».

Мне часто приходят на ум строки из его предисловия к молодогвардейскому «Избранному»: «Моя поэзия - вопрос грешника. И за неё я отвечу не на земле».

Русские святые всегда считали себя грешниками.

Иллюстрации:

портреты Юрия Кузнецова разных лет;

автограф поэта на книге «Путь Христа».