Последнее восстание интеллектуалов. Последнее восстание интеллектуалов Красный май 1968

Май 1968-го Фото: dlyakota.ru

Полвека назад мир вступал в постиндустриальную фазу развития, а она требовала новых устоев - более свободных, раскрепощенных, гибких, менее иерархичных, жестких, формализованных. В течение всех 60-х годов накапливалась энергия, которая должна была вырваться наружу. И она вырвалась - в Париже. Май закончился июнем, все вроде бы вернулось на круги своя. Но не только Франция - мир уже стал совсем другим.

В это же самое время, когда Запад раскрепощался под лозунгом «Запрещено запрещать», Советский Союз, напротив, закрывался - Система почувствовала опасность подземных теплых токов свободы. Апрель и май 1968-го - это ведь еще и Пражская весна, поворот нового руководства Чехословакии к «социализму с человеческим лицом». Оттепель закончилась танками в Праге в августе того же 68-го. Но и СССР, несмотря на «окаменение имперского дерьма» (термин Мераба Мамардашвили), тоже стал другим: инакомыслие превратилось в часть подлинной общественной и гражданской жизни. 30 апреля 1968-го вышел в свет первый номер машинописного бюллетеня под названием «Хроника текущих событий». Мир стал меняться самым решительным образом.

Взорвавшаяся стабильность

Автор редакционных комментариев газеты «Монд» Пьер Вианссон-Понте едва ли вошел бы в историю, если бы не его колонка от 15 марта 1968 года под характерным заголовком «Франция скучает» (La France s’ennuie). Он промахнулся с прогнозом самым фантастическим образом: «Молодежь (Франции. - The New Times ) скучает. Студенты выходят на улицы, протестуют, сражаются в Испании, Италии, Бельгии, Алжире, Японии, Америке, Египте, Германии, Польше. Им кажется, что их могут понять, что они будут услышаны, по крайней мере им мнится, что они противостоят абсурду. А французских студентов занимает только одно: будут ли свободно допущены девушки учебных заведений Нантерра и д’Антони в комнаты к юношам, как будто к этому сводится все их понимание прав человека».

Газетчик иронизировал, а зря: спустя несколько дней возникло движение студентов Нантерра под названием «22 марта», которое возглавил Кон-Бендит, выходец из семьи немецких евреев, бежавших во Францию в 1933 году от нацистов. Да что говорить - выдающийся интеллектуал Ролан Барт примерно в то же время в одной из своих статей констатировал: «Революционная идея на Западе мертва. Она теперь в иных краях». А в новогоднем обращении президент Шарль де Голль по странной иронии истории назвал Францию «островом стабильности» (вам это, дорогие читатели, ничего не напоминает?). 3 мая все началось всерьез, хотя и здесь отчасти неосторожно повел себя ректор Сорбонны Жан Рош, натравивший на студентов, собравшихся в знаменитом внутреннем дворе университета, полицию. Немотивированная жестокость стражей порядка натолкнулась на не менее жесткое сопротивление. Спустя неделю в Париже появились баррикады. А к 21 мая бастовала вся страна - студенческий протест кем-то был поддержан, а иные, например коммунисты, которые скептически относились к студенческому движению, его просто использовали. Хотя тогда союз студентов и левых воспринимался более чем серьезно. Андре Мальро писал: «Встреча студенческой стихии со стихией пролетарской - факт беспрецедентный». Писатель, который потом, в июне, участвовал в демонстрации в поддержку де Голля, поставил абсолютно точный диагноз - кризис западной цивилизации. Только это был не тупиковый кризис, а кризис развития. Студенты были лишь индикатором того, в какую сторону будет развиваться западная цивилизация.

Бастуют все!


Третий день после волнений
в Сорбонне. Бульвар Сен-Жермен
Фото: Fotobank.com/SIPA PRESS

Даже работники голубого экрана в едином порыве объявили забастовку. Из уст в уста передавался афоризм: «Голлизм - это личная власть плюс монополия телевидения». (Поставьте вместо термина «голлизм», например, понятие «путинизм» - и это высказывание безымянного журналиста вам понравится своим неправдоподобно точным соответствием реалиям России 2008-2018 года!) Градостроители же, не в пример нашим проповедникам точечной застройки, «вскрыли причины провала капиталистической технократии... обнаружили несостоятельность бюрократической централизации».

Словом, разгорелась война всех против всех. Причем у каждого социального слоя, каждой цеховой корпорации находились свои аргументы и требования. Меньше всего соответствовали ситуации студенты, которые, по характерному признанию Кон-Бендита, с трудом формулировали свои слишком эклектичные пожелания: «Когда мы поняли, что нам нечего сказать, мы решили действовать». В «Забыть 68-й», вышедшей десять лет назад, бывший лидер «буйных» прямо спорит с самим собой: «Все, что происходило на улицах, находилось в полном противоречии с идеологической зашоренностью маоистов, троцкистов и нас, либертарианцев». Сегодняшний Кон-Бендит считает, что легитимные демократические процедуры важнее тогдашнего «насилия против насилия».

Социалистическая по форме...

И тем не менее главным в Мае-68, и это признает Кон-Бендит, была идея свободы и автономии личности. Студенческая революция, переросшая во всеобщую забастовку, была социалистической лишь по форме, диалекту, средствам самовыражения. Просто другого языка, жаргона протеста, тогда не было. К тому же в то время были Вьетнам, Латинская Америка, гибель Че Гевары, прочие события из области противостояния «империалистам». Корневой, подлинный пафос революции был как раз абсолютно либеральным, если угодно, буржуазным. Антибуржуазная по внешним признакам революция - баррикады, красные флаги и прочие «пиво, девки, беспорядки» - оказалась глубоко буржуазной по сути, потому что утверждала права личности. К тому же тогдашняя Франция была достаточно иерархизированным обществом, а государство в экономическом смысле тяготело то ли к социализму, то ли к государственному капитализму. Институты государства перестали соответствовать вызовам времени. Попросту говоря, оно устарело. О чем и сигнализировали студенческая революция и общенациональная забастовка. Это была революция сознания. А новое сознание требовало новых институтов.

Едва ли случайным было то обстоятельство, что даже по ту сторону железного занавеса в 60-е состоялась оттепель, начались попытки экономических реформ - в Венгрии, СССР, Чехословакии. Впрочем, Пражская весна наглядно продемонстрировала, куда именно ведет мирная революция сверху: малейшее раскрепощение экономики немедленно сопровождалось расширением степеней свободы во власти и в обществе. Тут же появлялись свободная пресса, общественно-политические движения и даже призраки многопартийности. В спорах лидера чешского «социализма с человеческим лицом» Александра Дубчека и советского генсека Леонида Брежнева, безусловно, прав был последний. Дубчек считал, что в политической свободе ничего страшного нет, все останется как было, только жить людям будет лучше и веселее. Леонид Ильич предостерегал, что это разрушает основы. Чистая правда! Почему, собственно, не удалась косыгинская реформа? Она уперлась в потолок социалистического типа хозяйства: чтобы получить результат, нужно было переходить к капитализму и частной собственности. Но на то были политические ограничения. Почему могли оправдать себя чехословацкие экономические реформы? Потому что им постепенно стала соответствовать политическая система. Но именно перемен в политической системе и не могли допустить советские старшие братья.


Фото: ecoterica.com


Фото: ecoterica.com


Фото: ecoterica.com


Фото: ecoterica.com


Фото: ecoterica.com

Оружие студенчества

Если в российской политической традиции рабочий класс, скрежеща зубами, обливаясь потом и надрываясь, вырывал из земли нешуточных размеров булыжники, французская молодежь швырялась мелкими европейскими камнями с почти балетной грацией. Это у сумрачных русских рабочих булыжник - грубое, неотесанное, как резец неандертальца, оружие. А у наполненного адреналином и тестостероном французского студенчества - «Под булыжниками - пляж!» Революция-68 - это было красиво. 1968-й - это было искусство. Плакаты и слоганы вошли в историю. Аллегорическая легкость обнаруживалась во всем. Стоило объявить Кон-Бендита персоной нон грата во Франции, как тут же было придумано: «Мы все - немецкие евреи!» Даром, что ли, сын знакового французского философа Андре Глюксманна Рафаэль Глюксманн в интервью The New Times говорил об актуальности аналогичного лозунга для Москвы 2008 года: «Мы все - кавказцы!» Что уж говорить о главных слоганах: «Запрещено запрещать!» и «Будьте реалистами, требуйте невозможного!»

Революция прошла, шатры политического цирка свернули, а искусство и ощущение легкости метателя камней на бульваре Сен-Мишель или улице Гей-Люссака остались. Возможно, еще и поэтому нынешние французы, которые испытывают аллергию к переменам, так хорошо, с долей романтической ностальгии, относятся к событиям тех дней. Им кажется, что в Мае выражен французский дух - невыносимая легкость и сексуальность бытия. 80 процентов опрошенных отмечали определяющее влияние - позитивное! - Мая-68 на отношения мужчины и женщины, 72 процента - на сексуальность, 60 процентов - на отношения родителей и детей и нравы. Революция сознания была еще и революцией нравов.

Студенческой власти не получилось. Потому что это абсурд - студенчество может быть только в оппозиции. А вот студенческая революция удалась. «Мир чистогана» благополучно перешел от индустриальной стадии к постиндустриальной в результате почти бескровной революции-1968. Маркс был снова посрамлен. Май-68, возможно, и не объяснил мир - кроме языка плакатов и слоганов у него не было иных средств выражения, но уж совершенно точно его изменил. И даже спустя 40 лет надо очень внимательно изучать его уроки. И главный из них изложен в афоризме генерала де Голля - не хуже уличного творчества: «Реформам - да, карнавалу - нет!»

ХРОНОЛОГИЯ СОБЫТИЙ

8 января 1968-го - стычка Даниэля Кон-Бендита с министром молодежи и спорта Франсуа Миссоффом

2 мая - «День антиимпериализма» в кампусе Нантерра. Ректор Граппен принимает решение о закрытии университета

3 мая - митинг во дворе Сорбонны. Ректор Рош призывает на помощь полицию, столкновения на бульваре Сен-Мишель

6 мая - манифестация в поддержку арестованных студентов, новые столкновения в Латинском квартале

13 мая - Сорбонна снова открывается по указанию премьера Жоржа Помпиду и оккупируется. Манифестация левых партий и профсоюзов в Париже

21 мая - общенациональная забастовка, в которой участвуют от 7 до 10 миллионов человек, страна парализована

24 мая - де Голль объявляет референдум по вопросам децентрализации и политического участия

29 мая - де Голль исчезает; он отправляется в Баден-Баден на консультации с генералом Массю. Коммунисты требуют формирования «народного правительства»

30 мая - возвращение де Голля, который объявляет о роспуске Национальной ассамблеи. Гигантская манифестация в поддержку де Голля на Елисейских Полях

Майские события 1968, или просто Май 1968 фр. le Mai 1968 - социальный кризис во Франции, вылившийся в демонстрации, массовые беспорядки и всеобщую забастовку. Привёл в конечном счёте к смене правительства, отставке президента Шарля де Голля, и, в более широком смысле, к огромным изменениям во французском обществе.


Де Голль предъявил США к обмену на золото 750 миллионов долларов. И США были вынуждены произвести этот обмен по твердому курсу, поскольку все необходимые формальности были соблюдены.
Конечно, такие масштабы «интервенции» не могли «повалить доллар», но удар был нанесен в самое уязвимое место — «ахиллесову пяту» доллара. Генерал де Голль создал опаснейший для США прецедент. Достаточно сказать, что только с 1965 по 1967 год США были вынуждены обменять свои доллары на 3000 тонн чистого золота. Вслед за Францией к обмену на золото предъявила доллары Германия.

В мае 1968 года произошло интереснейшее и до сих пор плохо понятое событие — в Париже . Это исключительно важное явление, до сих плохо проанализированное и объяснённое. Специалисты в области социальной психологии и культурологи как будто боятся начать его изучать. Вспомним лозунги того времени во Франции. «Красный Май». «Культурная революция». «Золотое колесо истории» переворачивает очередную страницу. «На смену олигархии должен прийти народ». В те времена французская молодёжь уже собралась вешать «бюрократов на кишках буржуев». Причем имелись в виду не только французские бюрократы. Письмо о своих намерениях французская молодежь отправила и в СССР. Советская/российская историческая наука почему-то не акцентировала внимания на тех уже далеких исторических событиях, произошедших в 1968 году во Франции. До советского народа почему-то не сочли нужным донести французские события. Например, я до 2005 года так и не знал, что же точно произошло тогда во Франции. Сегодня мне бы хотелось ещё раз остановиться на этих событиях и посмотреть на них другими глазами, глазами человека, который видел череду оранжевых революций. Я попытаюсь представить альтернативное объяснение тех событий.

Напомню очень кратко, что же произошло в мае 1968 года во Франции. 22 марта в Нантере несколько студенческих групп захватили здание административного корпуса, требуя освобождения 6 своих товарищей, членов Национального комитета в защиту Вьетнама, которые, протестуя против Вьетнамской войны, напали 20 марта на парижское представительство «Америкэн Экспресс» и были за это арестованы. В тот же день было сформировано анархистское «Движение 22 марта, которое быстро радикализовало обстановку в Нантерре и вовлекло в революционную деятельность огромную массу студентов.

29 марта студенты захватили один из залов в Сорбоннском университете в Париже и провели в нем митинг с участием членов «Движения 22 марта», а также представителей бунтующих студентов из Италии, ФРГ, Бельгии, Западного Берлина и Испании. Тогда же было создано «Движение университетских действий» (МАЮ). Позже МАЮ сыграло важнейшую роль в «Красном Мае», создав «параллельные курсы», на которых в пику официальным профессорам с их официальной «наукой» читали курсы лекций приглашенные студентами выдающиеся специалисты из неуниверситетской (и даже неакадемической) среды, а иногда — и сами студенты, хорошо знавшие предмет.

В Нантер были посланы полицейские агенты, но студенты ухитрились (во, професионалы!!!) их сфотографировать и устроили в университете выставку фотографий. Полиция попыталась закрыть выставку, начались столкновения, в ходе которых студенты вытеснили полицейских из университета.

30 апреля администрация обвинила восьмерых лидеров студенческих беспорядков в «подстрекательстве к насилию» и прекратила занятия в университете.

В ответ 1 мая сто тысяч человек вышли на улицы Парижа. Молодежь скандировала: «Работу молодежи!» Провозглашались требования 40-часовой рабочей недели, профсоюзных прав и отмены последнего постановления о резком сокращении программы социального обеспечения. После этого демонстрации не прекращались.

2 мая было объявлено о прекращении занятий «на неопределенное время». Это стало искрой, начавшей пожар «Красного Мая». Национальный студенческий Союз Франции (ЮНЕФ) совместно с Национальным Профсоюзом работников высшего Образования призвали студентов к забастовке. Начались столкновения с полицией, в знак протеста митинги и демонстрации прошли практически во всех университетских городах Франции.

3 мая студенты Сорбонны провели демонстрацию в поддержку своих нантерских товарищей. Ее организовало МАЮ. В этот же день с угрозой забастовки выступили типографские рабочие, провели забастовку против увеличения рабочего дня, водители парижских автобусов. Ректор Сорбонны объявил об отмене занятий и вызвал полицию, которая атаковала студентов, применив дубинки и гранаты со слезоточивым газом. Студенты взялись за булыжники. Столкновения распространились практически на весь Латинский квартал Парижа. В них участвовали 2 тысячи полицейских и 2 тысячи студентов, несколько сот человек было ранено, 596 студентов арестовано.

5 мая 13 студентов были осуждены парижским судом. В ответ студенты создали «комитет защиты против репрессий». Младшие преподаватели, многие из которых сочувствовали студентам, призвали ко всеобщей забастовке в университетах. Небольшие стихийные демонстрации в Латинском квартале разгонялись полицией. МАЮ призвало студентов создавать «комитеты действия» — низовые (на уровне групп и курсов) структуры самоуправления и сопротивления. ЮНЕФ призвал студентов и лицеистов всей страны к бессрочной забастовке.

6 мая 20 тысяч человек вышли на демонстрацию протеста, требуя освобождения осужденных, открытия университета, отставки министра образования и ректора Сорбонны, прекращения полицейского насилия. Студенты беспрепятственно прошли по Парижу, население встречало их аплодисментами. В голове колонны несли плакат «Мы — маленькая кучка экстремистов» (так власти накануне назвали участников студенческих волнений). Когда колонна вернулась в Латинский квартал, ее внезапно атаковали 6 тысяч полицейских. В рядах демонстрантов были не только студенты, но и преподаватели, лицеисты, школьники. Латинский квартал начал покрываться баррикадами и скоро весь левый берег Сены превратился в арену ожесточенных столкновений. Со всего Парижа на подмогу студентам подходила молодежь, и к ночи число уличных бойцов достигло 30 тысяч. Лишь к 2 часам ночи полиция рассеяла студентов. 600 человек (с обеих сторон) было ранено, 421 — арестован. В знак солидарности по всей стране вспыхнули забастовки и демонстрации студентов, рабочих и служащих самых разных отраслей и профессий.

7 мая бастовали уже все высшие учебные заведения и большинство лицеев Парижа. В Париже на демонстрацию вышли 50 тысяч студентов, требовавших освобождения своих товарищей, вывода полиции с территории Сорбонны и демократизации высшей школы. В ответ власти объявили об отчислении из Сорбонны всех участников беспорядков. Поздно вечером у Латинского квартала студенческую колонну вновь атаковали силы полиции.

Вечер 7 мая был началом перелома в общественном мнении. Студентов поддержали почти все профсоюзы преподавателей, учителей и научных работников и даже глубоко буржуазная Французская лига прав человека. Профсоюз работников телевидения выступил с заявлением протеста в связи с полным отсутствием объективности при освещении студенческих волнений в СМИ. На следующий день профсоюзы полицейских (!) обсуждали требования и предлагали провести акцию 1 июня. Грозили забастовкой авиадиспетчеры. Бастующие уже месяц металлурги Гортени блокировали в течение часа одну из общенациональных автомагистралей.

8 мая президент де Голль заявил: «Я не уступлю насилию», а в ответ группа известнейших французских журналистов создала «Комитет против репрессий». Крупнейшие представители французской интеллигенции — Жан-Поль Сартр, Симона де Бовуар, Натали Саррот, Франсуаза Саган, Андре Горц, Франсуа Мориак и другие — выступили в поддержку студентов. Французы — лауреаты Нобелевской премии выступили с аналогичным заявлением. Студентов поддержали крупнейшие профцентры Франции, а затем и партии коммунистов, социалистов и левых радикалов. В этот день большие демонстрации опять прошли в целом ряде городов, а в Париже на улицу вышло столько народа, что полиция вынуждена была стоять в сторонке. Появился лозунг: «Студенты, рабочие и учителя — объединяйтесь!» Повсюду были видны красные флаги и раздавалось пение Интернационала.

10 мая 20-тысячная демонстрация студентов, пытавшаяся пройти на Правый берег Сены к зданиям Управления телевидения и Министерства юстиции, была остановлена на мостах полицией. Демонстранты повернули назад, но на бульваре Сен-Мишель они вновь столкнулись с силами порядка. Студенты соорудили 60 баррикад, некоторые из них достигали 2 метров в высоту. Бульвар Сен-Мишель (а он не маленький!) полностью лишился брусчатки, которую студенты использовали в качестве оружия против полицейских. До 6 часов утра студентам, окруженным в Латинском квартале, удавалось сопротивляться полиции. Итог: 367 человек ранено (в том числе 32 тяжело), 460 арестовано. Разгон демонстрации привел к общеполитическому кризису.

В ночь с 10 на 11 мая 1968 года никто в Париже не спал — заснуть было просто невозможно. По улицам, оглашая ночь сиренами, носились машины «скорой помощи», пожарные, полиция. Со стороны Латинского квартала слышались разрывы гранат со слезоточивым газом. Целыми семьями парижане сидели у радиоприемников: корреспонденты передавали репортажи с места событий прямо в эфир. К 3 часам ночи над Латинским кварталом занялось зарево: отступавшие под натиском спецподразделений по борьбе с беспорядками (аналог российского ОМОНа) студенты поджигали автомашины, из которых были сооружены баррикады…. Весь город знал, что с начала мая в Сорбонне происходят студенческие беспорядки, но мало кто ожидал, что дело примет столь серьезный оборот. Утром 11 мая газеты вышли с аршинными заголовками: «Ночь баррикад».

11 мая оппозиционные партии потребовали срочного созыва Национального Собрания, а премьер Жорж Помпиду выступил по телевидению и радио и пообещал, что Сорбонна откроется 13 мая, локаут будет отменен, а дела осужденных студентов пересмотрены. Но было уже поздно, политический кризис набирал силу.

13 мая профсоюзы призвали рабочих поддержать студентов, и Франция была парализована всеобщей 24-часовой забастовкой, в которой участвовало практически все трудоспособное население — 10 миллионов человек. В Париже прошла грандиозная 800-тысячная демонстрация, в первом ряду которой шли руководитель Всеобщей конфедерации труда (ВКТ) коммунист Жорж Сеги и анархист Кон-Бендит.

Сразу после демонстрации студенты захватили Сорбонну. Они создали «Генеральные ассамблеи» — одновременно дискуссионные клубы, законодательные и исполнительные органы. Генеральная ассамблея Сорбонны объявила Парижский университет «автономным народным университетом, постоянно и круглосуточно открытым для всех трудящихся». Одновременно студенты захватили Страсбургский университет. В крупных провинциальных городах прошли многотысячные демонстрации солидарности (например, в Марселе — 50 тысяч, Тулузе — 40 тысяч, Бордо — 50 тысяч, Лионе — 60 тысяч.

14 мая рабочие компании «Сюд-Авиасьон» в Нанте начали забастовку и по примеру студентов захватили предприятие. С этого момента захваты предприятий рабочими стали распространяться по всей Франции. Стачечная волна охватила металлургическую и машиностроительную промышленность, а затем распространилась на другие отрасли. Над воротами многих заводов и фабрик были надписи «Занято персоналом», над крышами красные флаги.

15 мая студенты захватили парижский театр «Одеон» и превратили его в открытый дискуссионный клуб, подняв над ним два флага: красный и черный. Основным лозунгом было: «Фабрики — рабочим, университеты — студентам!» Группа литераторов захватила штаб-квартиру Общества писателей. Общее собрание новорожденного профсоюза писателей поставило на повестку дня вопрос «о статусе писателя в социалистическом обществе». Кинематографисты выработали программу обновления кинопромышленности в русле плановой социалистической экономики. Художники наполняли свои работы социальным смыслом и выставляли их в огромных галереях — цехах авто- и авиазаводов. В этот день забастовки и занятия рабочими предприятий охватили автозаводы «Рено», судоверфи, больницы. Повсюду висели красные флаги. Соблюдалась строжайшая дисциплина.

16 мая Сорбонна, «Одеон» и половина Латинского квартала оказались заклеены плакатами и листовками, расписаны лозунгами самого фантастического содержания. Иностранные журналисты, раскрыв рты, табунами ходили и записывали эти лозунги: «Запрещается запрещать!», «Будьте реалистами — требуйте невозможного! (Че Гевара)», «Секс — это прекрасно! (Мао Цзэ-дун)», «Воображение у власти!», «Всё — и немедленно!», «Забудь всё, чему тебя учили — начни мечтать!», «Анархия — это я», «Реформизм — это современный мазохизм», «Распахните окна ваших сердец!», «Нельзя влюбиться в прирост промышленного производства!», «Границы — это репрессии», «Освобождение человека должно быть тотальным, либо его не будет совсем», «Нет экзаменам!», «Всё хорошо: дважды два уже не четыре», «Революция должна произойти до того, как она станет реальностью», «Вы устарели, профессора!», «Революцию не делают в галстуках», «Старый крот истории наконец вылез — в Сорбонне (телеграмма от доктора Маркса)», «Структуры для людей, а не люди для структур!», «Оргазм — здесь и сейчас!», «Университеты — студентам, заводы — рабочим, радио — журналистам, власть — всем!»

Сорбонной стал управлять Оккупационный комитет из 15 человек. По требованию анархистов, боровшихся с «угрозой бюрократического перерождения», состав комитета каждый день полностью обновлялся, и потому он ничего всерьез сделать не успевал. Тем временем студенты захватывали один университет за другим .

К 16 мая закрылись порты Марселя и Гавра, прервал свой маршрут Трансъевропейский экспресс. Газеты все еще выходили, но печатники осуществляли частичный контроль над тем, что печатается. Многие общественные службы функционировали только с разрешения бастующих. В центре департамента — Нанте, Центральный забастовочный комитет взял на себя осуществление контроля за движением транспорта на въездах и выездах из города. На блок-постах, сооруженных транспортными рабочими, дежурили школьники.

К 17 мая число захваченных рабочими крупных предприятий достигло полусотни. Забастовали телеграф, телефон, почта, общественный транспорт. «Франция остановилась». Но люди не хотели беспорядков. Желание людей самим установить порядок было столь сильным, что городским властям и полиции пришлось отступить. Работницы заводов и фабрик взяли под контроль снабжение местных магазинов продовольствием и организацию торговых точек в школах. Рабочие и студенты организовали выезд на фермы с целью помочь крестьянам сажать картофель.

Изгнав из сферы сбыта посредников (комиссионеров), революционные власти снизили розничные цены: литр молока стоил теперь 50 сантимов вместо 80, а килограмм картофеля — 12 вместо 70. Чтобы поддержать нуждающиеся семьи, профсоюзы распределили среди них продовольственные купоны. Учителя организовывали детские сады и ясли для детей бастующих. Энергетики взялись обеспечить бесперебойное снабжение молочных ферм электроэнергией, организовали регулярную доставку кормов и горючего в крестьянские хозяйства. Крестьяне, в свою очередь, приезжали в города для участия в демонстрациях. Больницы переходили на самоуправление, в них избирались и действовали комитеты врачей, пациентов, практикантов, медсестер и санитаров.

Президент Де Голль в это время не делал никаких заявлений. Более того, он отправился в запланированный официальный визит в Румынию, как будто ничего не случилось, но 18 мая прервал его и вернулся в страну.

20 мая число бастующих достигло 10 миллионов, на заводах возникли «комитеты самоуправления» и «комитеты действия», неконтролируемые профсоюзами, в провинции рабочие комитеты начали бесплатное распределение товаров и продуктов нуждающимся. В стране сложилось двоевластие — с одной стороны деморализованная государственная машина, с другой стороны самодеятельные органы рабочего, крестьянского и студенческого самоуправления.

21-22 мая в Национальном Собрании обсуждался вопрос о недоверии правительству. Для вотума недоверия не хватило 1 голоса!

22 мая власти попытались выслать из страны лидера студентов Даниэля Кон-Бендита как иностранца. В ответ студенты устроили в Латинском квартале «ночь гнева», соорудили баррикады, подожгли здание Парижской биржи.

Наконец, 24 мая де Голль выступил по радио с речью, в которой «признал», что доля участия французского народа в управлении обществом ничтожна. Он предложил провести референдум о «формах участия» простых людей в управлении предприятиями (позже он от этого обещания откажется).

25 мая начались трехсторонние переговоры между правительством, профсоюзами и Национальным советом французских предпринимателей. Выработанные ими соглашения предусматривали существенное увеличение зарплаты, однако ВКТ была не удовлетворена этими уступками и призвала к продолжению забастовки. Социалисты во главе с Франсуа Миттераном собирались на стадионе грандиозный митинг, где осудили профсоюзы и де Голля и потребовали создания Временного правительства. В ответ на это власти во многих городах применили силу, и ночь 25 мая получила название «кровавая пятница».

29 числа, в день чрезвычайного заседания кабинета министров, стало известно, что бесследно исчез президент де Голль . Страна в шоке. Лидеры «Красного Мая» призвали к захвату власти, поскольку она «валяется на улице».

30 мая де Голль объявился и выступил с крайне жесткой речью, демонстрируя твердость и решимость навести порядок. Он заявил, что отказывается от референдума, объявляет о роспуске Национального Собрания и о проведении досрочных парламентских выборов. Затем де Голль провел глубокую реорганизацию правительства Помпиду, заменив девять министров .

В тот же день голлисты провели 500-тысячную демонстрацию на Елисейских полях. Они скандировали «Верните наши заводы!» и «Де Голль, ты не один!». Происходит перелом в ходе событий. Многие предприятия еще будут бастовать недели две.

В начале июня профсоюзы провели новые переговоры и добились новых экономических уступок, после чего волна забастовок спала. Предприятия, захваченные рабочими, «очищались» силами полиции (например, заводы «Рено»). Правительство, профсоюзы и предприниматели провели упорные переговоры и к 6 июня сумели достигнуть нелегкого согласия, которым вроде бы были удовлетворены все. Жизнь во Франции начала входить в нормальную колею .

Но 12 июня власть перешла в наступление. Были запрещены основные левацкие группировки, Кон-Бендит был выслан в ФРГ.

14 июня полиция очистила от студентов «Одеон», 16-го — захватила Сорбонну, 17 июня возобновили работу конвейеры «Рено».

23 и 30 июня прошли (в два тура) парламентские выборы. Организовав кампанию шантажа угрозой коммунистического заговора, голлисты получили большинство мест — испуганный призраком революции средний класс дружно проголосовал за де Голля.

Одним из итогов «красного мая» было удовлетворение ряда социальных требований трудящихся (увеличение пособий по безработице и т.д.). Студенческие протесты побудили к демократизации высшей и средней школы, что, в конечном итоге, привело сейчас к резкой деградации образования во Франции.

Майские события на прошли бесследно и для французской экономики. Инфляция, вызванная увеличением заработной платы и ростом цен, привела к сильному сокращению золотого запаса страны (то есть часть денег ушла в Америку, на же крупнейший финансовый центр). Финансовый кризис, разразившийся в ноябре 1968, угрожал подорвать экономику. Чтобы спасти финансовую систему, де Голль пошел на крайне непопулярные меры стабилизации, включая строгий контроль над заработной платой и ценами, контроль за денежным обращением и повышение налогов. Вот вроде бы и всё.

ПОЧЕМУ, ОТЧЕГО, Я НЕ ЗНАЮ САМ?

Почему же все-таки произошел Красный Май? Почему вдруг в благополучной сытой стране, в условиях быстрого экономического подъема и научно-технического развития элитарная социальная группа (студенты университета Сорбонны!) начинает мятеж, не ставящий перед собой никакой цели. Речь идет именно об иррациональности оснований для бунта. «Запрещается запрещать!», «Дважды два уже не четыре!» Внимательное изучение этого случая не исключает возможность того, были искусственно созданы нужные для такой радикализации условия, чтобы затем «канализировать» энергию возбужденных студентов на нужные объекты. Оказалось, что при современной системе связи самоорганизация возбужденного (кем-то?) студенчества может исключительно быстро распространиться в национальном и даже международном масштабе. При этом свойства студенчества как социальной системы таковы, что она мобилизует очень большой творческий потенциал — и в создании новых организационных форм, и в применении интеллектуальных и художественных средств. Это резко затрудняет для власти использование традиционных (например, полицейских) средств подавления волнений.

Это создает для властей неопределенность: отказ от применения силы при уличных беспорядках ускоряет самоорганизацию мятежной оппозиции, но в то же время насилие полиции чревато риском быстрой радикализации конфликта. Ведущую роль в майском мятеже 1968 г. играли студенты и школьники. Рабочие лишь поддержали их бунтарский порыв. После этих событий студенчество стало одним из главных таранов, привлекаемых для выполнения «оранжевых революций». В большинстве современных революций основной силой, раскачивающей государственную машину являются студенты. Самое интересное, что все новое есть очень хорошо забытое старое — именно студенты были основным дестабилизатором системы государственной власти царской России.

Оказалось, что, если лидеры бунта не берут власть, то энергия городского бунта иссякает достаточно быстро. Далее комбинация переговоров с применением умеренного насилия истощает силы мятежников. Итак, казалось бы, власти Парижа проявили выдержку, не создав необратимости в действиях студентов, не спровоцировав их на то, чтобы выйти за рамки в общем ненасильственных действий. Де Голль дал «выгореть» энергии студентов.

Казалось бы, события 1968 г. в Париже начались с протестов против войны во Вьетнаме. Но было ли сочувствие Вьетнаму фундаментальным, был ли важен вообще Вьетнам для этого протеста? Почему вообще происходит поворот человека к революционной деятельности, коренному переустройству общества? Если уж человека не устраивает старая жизнь и он твёрдо решил её изменить, то вопрос, как он это сделает — через попытку повышения статуса в действующей системе или через перестройку системы. Чем ниже вероятность первого сценария, тем выше вероятность второго. С другой стороны, что ему угрожает в случае неудачи революционного проекта — пожизненная каторга или Нобелевская премия и почётная ссылка? Ведь от того, какое наказание грозит за революционную деятельность, сильно зависит и революционный выбор бунтаря. Но ведь у студентов не было ни первой ни второй мотивации.

Чего же хотела французская молодёжь? Выдержек можно надёргать множество, но в несколько слов это будет звучать так: «свобода, творчество, университеты — студентам, заводы — рабочим, радио — журналистам, власть — всем!». Революция была подавлена и 7 июля в телевизионном обращении Де Голль дал ей оценку, ярлык, с которым она живёт и поныне: «Этот взрыв был вызван определенными группами лиц, бунтующими против современного общества, общества потребления, механического общества — как восточного, так и западного — капиталистического типа. Людьми, не знающими, чем бы они хотели заменить прежние общества, и обожествляющими негативность, разрушение, насилие, анархию; выступающими под черными знаменами». Словом ничего не не понял, наш Де Голль, а, может, замаскировал истинную причину?.

«Ведь лукавит (цитирую Интернет) господин Де Голль — знамёна были красные (хотя и без чёрных не обошлось). И почему это эти группы не знали, чем бы они хотели заменить общество потребления? Очень даже знали — обществом творцов, тружеников, учёных и поэтов. Так и хочется назвать его Советским обществом — таким, каким они хотели и могли видеть его в малодоступном Советском Союзе — но на свой французский лад — освобождённом от его пороков и слабостей. И потому вывод авторов звучит совершенно невероятно: «джинн 68-го года загнан Западом в бутылку и верно служит своему хозяину прямо из этой бутылки». Да, джинн действительно подавлен, да, методы революции 68-го года верно служат Западу».

Компартия Франции отказалась взять власть в мае 1968 года, хотя коммунисты уже ее фактически имели. Вроде бы коммунисты не дали себя вовлечь в авантюру, хотя она, казалось, овладевает Францией. И эта позиция была вызвана вовсе не соглашательством, не иллюзиями родства с генералом де Голлем и не предательством Вьетнама. Мол, бунт ради бунта коммунистов не устраивал. Мол, поддержка бунтовщиков привела бы только к дальнейшей дестабилизации в стране с плохо прогнозируемыми, но обязательно негативными последствиями. А в чем же тогда дело? Не кажутся ли вам все эти рассуждения странными?

ТАМ БУНТ ИДЕТ, ТАМ ПОСТМОДЕРНОМ ПАХНЕТ

Если принять гипотезу о спонтанном характере студенческого бунта, то для понимания причин этого события следует обратить внимание на следующие вопросы. «Какие (цитирую Интенет) книги в этот момент читали студенты? Какие фильмы шли по телевиденью и кинотеатрах? Какие песни игрались по радио? В каких модных клубах «тусовались» студенты Сорбонны? К сожалению, но ответы на эти вопросы, скорее всего, лежат под грифом совершенно секретно в хранилищах французской службы безопасности. Тем не менее, эта информация может многое прояснить. Например, можно выяснить репертуар французских кинотеатров за 1965 — 1968 годы, эта информация наверняка открыта». Дело в том, что кино обладает значительной силой воздействия на разум и стиль мышления молодых людей. Я хорошо помню, что после просмотра фильма «Фантомас» очень многие уголовные преступления в СССР, стали совершаться под маской из женских нейлоновых чулок и даже с характерным «киношным» антуражем. Недавно на российском телевидении был показан документальный фильм о деятельности в Ростове-на-Дону. банды, наряжавшейся в фантомасов.

Например, широкое распространение произведения Толкиена «Властелин колец» привело к созданю странных клубы любителей произведений Толкиена, в которых молодые люди, совершенно добровольно играют в мир Средиземья. А фильм «Звёздные войны» породил реальный орден джедаев, который тоже больше похож на детскую игру. Кто хочет быть похожим на орков или лорда Вейдера? Все хотят стать эльфами или джедаями!

Вспомните историю перестройки. Вначале были зарубежные голоса: радио «Свобода», «Голос Америки», «ВВС», затем появились диссиденты, «самиздат», затем «кассетная культура», когда началась перестройка в период с 1988 г по 1991 год, вся страна была усеяна видеосалонами в которых крутили видеофильмы в основном американского производства. Этих фильмов было много. Тысячи!

Не надо забывать и демографические проблемы. Концепция профессора Гейнзона сводится к тому, что молодежь ответственна за глобальный терроризм. По его мнению, демографический приоритет разочарованных молодых мужчин ответственен за большинство проблем, с которыми столкнулся современный мир. Идеологии насилия привлекают сторонников в результате давления как демографического, так и социально-политического, включающего программы велфэра, неограниченный прирост рождаемости, иммиграцию. Гейнзон убежден, что сами идеологии не создавали террор и насилие, а наоборот, реакция на крушение надежд и неудовлетворенность существующим положением породили их и распространили. Определение этого явления подтверждается элементарным математическим расчетом — сравнением количества мужчин в возрасте 40 — 44 лет с мальчиками в возрасте от 0 до 4 лет. Демографический сбой происходит тогда, когда на каждых 100 мужчин в возрасте 40 — 44 лет приходится меньше, чем 80 мальчиков в возрасте от 0 до 4 лет. В нынешней Германии это соотношение равно 100/50, а в секторе Газы — 100/464. Поэтому там идут молодежные бунты. В 1968 году во Франции в университетах как раз обучались дети, появившиеся во времена кратковременного послевоенного демографического бума.

Наконец, не следут сбрасывать со счета и возможность спонтанно возникающей в обществе нестабильности. Она как раз недавно проявилась во Франции, когда в пригородах горели автомашины. Д. Ронфельдт в свое время предложил типологию нестабильности, которая включает три типа: 1) спорадическая нестабильность, когда беспорядки возникают в ответ на текущие события, но остаются относительно изолированными и не составляют опасности для политической системы; 2) системная нестабильность, когда беспорядки распространяются, расшатывая основы правящих институтов, что может приводить к коллапсу, конституционному кризису, воинскому путчу; 3) эволюционная нестабильность, когда общество не может перейти к новой системе, т.к. фиксируется на существующем состоянии, застряв на процессе перехода.

В начале учебного 1967/68 года проявилось давно копившееся недовольство студентов — недовольство жестким дисциплинарным уставом в студенческих городках, переполненностью аудиторий, бесправием студентов перед администрацией и профессорами, отказом властей допустить студентов до участия в управлении делами в высшей школе. Надо, правда, предупредить, что дошедшие до нас мнения участников протестов о жёстком дисциплинарном уставе в студгородках и полном бесправии студентов нельзя понимать буквально. Так, один из мини-бунтов — репетиций майского мятежа — был вызван тем, что постояльцы мужских студенческих общежитий имели право приводить к себе на ночь знакомых девушек, а постояльцам женских общежитий аналогичного права не предоставлялось (по крайней мере, формально).

По Франции прокатилась серия студенческих митингов с требованиями выделения дополнительных финансовых средств, введения студенческого самоуправления, смены приоритетов в системе высшего образования. Студентам казалось, что им навязывают ненужные предметы, используют устаревшие методики, что преподают им слишком старые («выжившие из ума») профессора. В то же время высшая школа закрыта от важнейших проблем современности — начиная от равноправия полов и кончая войной во Вьетнаме. «Мы долбим бездарные труды всяких лефоров, мюненов и таво, единственное «научное достижение» которых — то, что они стали к 60 годам профессорами, но нам не разрешают изучать Маркса, Сартра и Мерло-Понти, титанов мировой философии!» — с возмущением писали в резолюции митинга студенты из Орсэ.

Лидер студентов Кон-Бендит родился как раз после войны, в 1945 году. Немец из ФРГ, он изучал социологию в Сорбонне. Он завоевал популярность среди студентов своими выступлениями, в которых говорил о необходимости разрушить буржуазное общество, совершить революцию «здесь и сейчас». Он отвергал какой-либо конкретный общественный идеал и ратовал за перманентную революцию. Кон-Бендит и его сторонники заявляли, что их главная цель в данный момент — опрокинуть режим. Они строили баррикады, ввязывались в драки с полицией, разбрасывали листовки, в которых призывали к немедленным выступлениям против существующей системы.

«Движение 22 марта» ориентировалось на идеи т.н. Ситуационистского Интернационала и его вождя Ги Дебора, автора хрестоматийной книги «Общество спектакля» (1967). Ситуационисты считали, что которые Запад уже достиг товарного изобилия, достаточного для коммунизма, — и пора устраивать революцию, в первую очередь «революцию повседневной жизни». Это означало отказываться от работы, подчинения государству, уплаты налогов, выполнения требований законов и общественной морали. Все должны заняться свободным творчеством — тогда произойдет революция и наступит «царство свободы».

Французский бунт студентов возник как бы «из ничего» — поводы для недовольства студентов были смехотворны и несоизмеримы с теми разрушениями, которые они готовы были нанести французскому капитализму. Поэтому многие до сих под считают, что это был симптом глубокого кризиса современного промышленного общества, основанного на принципах манипуляции сознанием обывателя., что элита современного буржуазного общества оказалась не способной правильно отреагировать на спонтанные выступления молодежи. Мол, рациональное сознание, высокое достижение европейской культуры, дало сбой. Мол, без веских причин в студенческой среде при некоторых условиях может возникнуть такое состояние коллективного сознания, при котором возникает самоубийственно целеустремленная и тоталитарно мыслящая толпа, способная разрушить жизнеустройство всей страны. Мол, это новое явление культуры большого города, в котором возникает высокая концентрация молодежи, отделенной от мира физического труда и традиционных межпоколенческих и социальных связей. Мол, действия, которые предпринимали бунтующие студенты — учреждение каких-то ассамблей, чтение самодеятельных лекций, регулирование уличного движения или раздача бесплатных продуктов бедным — все это было отчаянной попыткой схватиться за какие-то соломинки воображаемого порядка, за что-то разумное.

Все эти обстоятельства, возможно, и играли свою роль, но не более, чем условия при главной причине. Но мы-то теперь знаем, что революции без иностранного вмешательства не бывают. Как говорят французы, ищите женщину. Я же слегка перефразирую — ищите спонсора революции.

УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОГО

Как пишет С.Г.Кара-Мурза с соавторами , ««Бархатные» революции в качестве одного из главных своих этапов имеют уличное действие невооруженной толпы, как правило в столице государства. Это — большой политический спектакль, поставленный с применением специальных технических и художественных средств. Он оказывает сильнейшее воздействие на сознание как вовлеченных в толпу людей, так и на зрителей — жителей города и значительной части населения страны, наблюдающих спектакль по телевидению. Практически всегда эти революции становятся общемировым спектаклем, к трансляции которого привлекаются мировые СМИ.» Итак, это всегда спектакль, а спектакль требует режиссера. Но почему это правило никто не попробовал применить это знание для объяснения Красного Мая? То, что мятежный импульс, захвативший очень значительную часть населения Франции, иссяк всего за один месяц, во многом можно объяснить и отсутствием поддержки извне. Почему-то считается, что революционные события мая 1968 г. во Франции не поддержали и не пожелали использовать обе сверхдержавы — СССР и США. Может руководство СССР очень обиделось на студентов за их «бюрократов на кишках буржуев»?

Очень важно вспомнить, что было перед маем 1968 года. А было вот что. в 1967 году де Голль решил заменить американские доллары на золото и вывез несколько десятков тонн золота из США. И вот на тебе, по странному совпадению уже в мае 1968 года случилась стихийная студенческая « ».

Давайте подумаем, а как бы мы должны были наказать строптивого генерала? Условия наказания должны были включать массовые беспорядки, которые бы вынудили бы его уйти, но при этом не должно было случиться ситуации, при которой могла бы свершиться революция, то есть передача власти коммунистам. Во время Красного мая Французская компартия могла взять власть и никто бы не пикнул. Угрозы интервенции со стороны НАТО были бы перекрыты высокой боевой мощью СССР. Да! Власти Франции могли рассчитывать на вооруженную помощь НАТО. Действительно, в договоре о создании Североатлантического пакта действительно имеется статья, предусматривающая вмешательство альянса в случае дестабилизации внутриполитического положения в одном из государств-участников… Хотя возможность такого вмешательства была, но кто бы решился на вторжение, если бы другая сверхдержава возражала. Это ведь прямой путь в мировой войне.

В книге мы представили в качестве объяснения мотив иррациональности поведения студентов. Но все ли так просто хочется мне спросить теперь? Действительно, поведение студентов, затем интеллектуалов, затем компартии Франции, затем СССР трудно обьяснимо. Есть только один не афишируемый сегодня участник событий, действия которого хорошо объяснимы. Это США. Странно, но пока в литературе практически отсуствуют сведения о деятельности американского посольства во Франции в те годы.

Власть лежит, а СССР не рекомендует французским коммунистам ее поднять, хотя лидеры СССР провозглашают лозунги победы коммунизма во всеобщем масштабе. 1. Либо Брежнев испугался возможной войны. 2. Либо то, что говорилось в программах компартий уже давно никого не интересовало и всем хотелось сытой жизни. 3. Либо был организован грандиозный спектакль, в котором участвовали и обе сверхдержавы. Не забудем, что в то время Чехословакии уже быстро нарастали симптомы Перестройки. К власти пришел Дубчек и под лозунгами построения соцуализма с человеческим лицом он начал готовить реставрацию капитализма. Почему к власти пришел Дубчек, кто ему позволил? Неужели трагическая ошибка?

Советское посольство кстати активно способствовало тому, чобы кризис не перерос в революцию. По словам Ю.Дубинина, генеральный секретарь Французской компартии Вальдек Роше сказал ему: «Мы прошли через очень трудные дни. Был момент, когда казалось, власть испарилась. Можно было беспрепятственно войти и в Елисейский дворец, и в телецентр. Но мы хорошо понимали, что это было бы авантюрой, и никто из руководства ФКП даже не помышлял о таком шаге». По словам работавшего тогда во Франции Ю. Дубинина , генеральный секретарь Французской компартии Вальдек Роше сказал ему: «Мы прошли через очень трудные дни. Был момент, когда казалось, власть испарилась. Можно было беспрепятственно войти и в Елисейский дворец, и в телецентр. Но мы хорошо понимали, что это было бы авантюрой, и никто из руководства ФКП даже не помышлял о таком шаге». С самого начала массовых выступлений Французская коммунистическая партия (ФКП) осудила «бунтарей», заявив о том, что «леваки, анархисты и псевдореволюционеры» мешают студентам сдавать экзамены! И только 11 мая ФКП призвала рабочих к однодневной забастовке солидарности со студентами, стараясь в то же время не допустить выхода протеста за рамки традиционной забастовки.

Компартия Франции потом поддержала вторжение СССР и некоторых других стран СЭВ в Чехословакию в августе 1968 года. Эта гипотеза, кстати, объясняет, почему применение через три месяца после этих событий вооруженных сил СССР и Варшавского договора для наведения порядка в Чехословакии не вызвало серьезных демаршей со стороны государств Запада. Им пришлось мобилизовать для скандала свои же левые силы и советских диссидентов.

Итак, все условия спектакля, которые молги бы только пожелать заокеанские режиссеры, оказались выполненными. В конце концов, 28 апреля 1969 Де Голль ушел в отставку после того, как были отклонены его предложения по конституционной реформе. Что и требовалось бы американцам, если бы они хотели наказать строптивого генерала.

Многие говорят, что очень часто во время «оранжевых революций» вопрос о ВЛАСТИ не решается никак. Власть потом подхватывают или так и не берут, хотя она уже в руках. Нет, все дело в командах режиссера. Хлопок — взяли власть, ещё хлопок и снова ее бросили.

Давайте представим себе кардинала Ришелье из знаменитого советского фильма про трех мушкетеров, который готовит «Красный Май». Он вызывает к себе Миледи (то бишь американских разведчиков) и взывает к провидению, которое бы помогло Америке наказать строптивого генерала. Провидению заказываются выше указанные условия и для страховки запускается отвлекающий спектакль под названием социализм с человеческим лицом в Чехословакии. Чтобы, не дай бог, Брежнев не «кинул» вызванное провидение. Американцы могли уверены, что СССР не допустит захвата власти коммунистами. Как руководить толпой, американцы хорошо знают, тут шепнул, там булыжничек кинул. Какому-то интеллектуалу рекомендуется возвысить свой глас в защиту студентов. Студентам намекают имена полицейских агентов и вдруг всех их непрофессионалы-студенты расшифровывают (надо же какие умные). Де Голль в конце мая с кем–то согласовывал свои действия. С кем? Итак, и генерала наказали и новую технологию разжигания революции проверили. Красота.

Какая из гипотез верна — судите сами.

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. При подготовке статьи использованы собранные мною (под псевдонимом С. Александров) в Интернете тексты для книги Кара-Мурза С., Телегин С. Александров А., Мурашкин М., 2005. Экспорт революции. Саакашвили, Ющенко… М. Алгоритм. 528 стр. http://lib.aldebaran.ru/author/karamurza_sergei/karamurza_sergei_yeksport_revolyucii_yushenko_saakashvili/

2. Дубинин Ю. Как уцелел режим пятой республики. Вспоминая кризис во Франции. М. www.comsomol.ru/ist22.htm

3. Позже стало известно, что де Голль тайно летал в Баден-Баден, где располагался штаб французского военного контингента в ФРГ, и вел переговоры с военными. Затем он провел такие же переговоры в Страсбурге.

6. Гейнзон Г. 2003. «Сыновья и мировое господство: роль террора в подъеме и падении наций» http://www.bratstvo.info/bratstvo-text-9271.html

7. Ronfeldt D. a. o. Rethinking Mexico’s stability and transformability // Ronfeldt D. a. o. The Zapatista social netwar in Mexico. — Santa Monica, 1998 / RAND

Миронин С.

Лозунги мая 1968 года:

Бо́льшая часть граффити была насыщена духом бунтарства и хилиазма, приправленного остроумием бастующих. Граффити, призывающие к отмене всякой работы, отражают влияние ситуационистского движения.

L’ennui est contre-révolutionnaire.
Скука контрреволюционна.

Soyez réalistes, demandez l’impossible.
Будьте реалистами, требуйте невозможного!

Nous ne voulons pas d’un monde où la certitude de ne pas mourir de faim s’échange contre le risque de mourir d’ennui.
Мы не хотим жить в мире, где за уверенность в том, что не помрёшь с голоду, платят риском помереть со скуки.

Ceux qui font les révolutions à moitié ne font que se creuser un tombeau.
Те, кто делают революцию наполовину, роют себе могилу. (Сен-Жюст)

On ne revendiquera rien, on ne demandera rien. On prendra, on occupera.
Мы не будем ничего требовать и просить: мы возьмём и захватим.

Plebiscite: qu’on dise oui qu’on dise non il fait de nous des cons.
Как ни проголосуешь на плебисците, «да» или «нет», из тебя всё равно сделают козла!

Depuis 1936 j’ai lutté pour les augmentations de salaire. Mon père avant moi a lutté pour les augmentations de salaire. Maintenant j’ai une télé, un frigo, une VW. Et cependant j’ai vécu toujours la vie d’un con. Ne négociez pas avec les patrons. Abolissez-les.
С 1936 года я боролся за повышение зарплаты. Раньше за это же боролся мой отец. Теперь у меня есть телевизор, холодильник и «фольксваген», и всё же я прожил жизнь, как козёл. Не торгуйтесь с боссами! Упраздните их!

Le patron a besoin de toi, tu n’as pas besoin de lui.
Ты нужен шефу, а он тебе - нет.

Travailleur: Tu as 25 ans mais ton syndicat est de l’autre siècle.
Рабочий! Тебе 25 лет, но твой профсоюз из прошлого века!

On achète ton bonheur. Vole-le.
Твоё счастье купили. Укради его!

Sous les pavés, la plage !
Под булыжниками мостовой - пляж!

Ni Dieu ni maître !
Ни Бога, ни господина!

Soyons cruels !
Будем жестокими!

Vivre sans temps mort, jouir sans entraves
Живи, не тратя время (на работу), радуйся без препятствий!

Il est interdit d’interdire.
Запрещать запрещено.

Dans une société qui a aboli toute aventure, la seule aventure qui reste est celle d‘abolir la société.
В обществе, отменившем все авантюры, единственная авантюра - отменить общество!

L‘émancipation de l‘homme sera totale ou ne sera pas.
Освобождение человечества будет всеобщим, либо его не будет.

La révolution est incroyable parce que vraie.
Революция невероятна, потому что она настоящая.

Je suis venu. J‘ai vu. J‘ai cru.
Пришёл. Увидел. Поверил.

Cours, camarade, le vieux monde est derrière toi !
Беги, товарищ, за тобой старый мир!

Il est douloureux de subir les chefs, il est encore plus bête de les choisir.
Тяжело подчиняться начальникам, но ещё глупее их выбирать.

Un seul week-end non révolutionnaire est infiniment plus sanglant qu‘un mois de révolution permanente.
Один уик-энд без революции гораздо более кровав, чем месяц перманентной революции.

Le bonheur est une idée neuve.
Счастье - это новая идея.

La culture est l‘inversion de la vie.
Культура - это жизнь наоборот.

La poésie est dans la rue.
Поэзия на улицах!

L‘art est mort, ne consommez pas son cadavre.
Искусство умерло, не пожирайте его труп.

L‘alcool tue. Prenez du L.S.D.
Алкоголь убивает. Принимайте ЛСД.

Debout les damnés de l‘Université.
Вставай, проклятьем заклеймлённый университет!

SEXE: C‘est bien, a dit Mao, mais pas trop souvent.
СЕКС: Это хорошо,- изрек Мао,- но не слишком часто. (Пародия на популярные среди левых Цитаты Мао Цзэдуна)

Je t‘aime! Oh! dites-le avec des pavés!
Я тебя люблю! О, скажи мне это с булыжником в руке!

Camarades, l‘amour se fait aussi en Sc. Po, pas seulement aux champs.
Товарищи! Любовью можно заниматься и в Школе Политических наук, а не только на лужайке.

Mort aux vaches!
Смерть ментам! (букв. коровам)

Travailleurs de tous les pays, amusez-vous!
Пролетарии всех стран, развлекайтесь!

L’imagination au pouvoir
Вся власть воображению!

Le réveil sonne: Première humiliation de la journée !
Звонит будильник. Первое унижение за день.

Imagine: c’est la guerre et personne n’y va !
Представь себе: война, а на неё никто не пошёл!

Статьи на тему:


  • История отношений между Россией и Ротшильдами началась еще в конце 18 века. Русская императрица Екатерина II отказала английскому королю Георгу III в посылке карательного экспедиционного корпуса (20 т...

  • Возможно, самой интересной частью 174-страничного доклада Всемирного банка о будущем мировой валюты, является, по иронии судьбы, часть, где говорится о прошлом. В ходе обсуждения того, почему «...

  • Вот уже почти 80 лет как в США перестали использовать золотые монеты в качестве законной валюты, и почти 40 лет как мир отказался от золотого стандарта, однако драгоценный металл снова может начать...

  • ООН заявляет, что эпидемия СПИДа в Украине является наиболее угрожающей в Европе, и призывает правительство увеличить финансирование на борьбу с болезнью. Об этом идет речь в сообщении Объединенной...

Майские события 1968, или просто Май Фр. le Mai 1968 социальный кризис во Франции, вылившийся в демонстрации, массовые беспорядки и всеобщую забастовку.


Накануне 40-летнего юбилея "парижского красного мая" - молодежных волнений 1968 года - французская столица, словно по иронии судьбы, стала ареной нового противостояния молодежи и власти Накануне 40-летнего юбилея "парижского красного мая" - молодежных волнений 1968 года - французская столица, словно по иронии судьбы, стала ареной нового противостояния молодежи и власти


Май 1968 начались в парижских университетах, сперва в университетском городке в Нантере, а затем и самой Сорбонне; один из самых известных лидеров студентов 23- летний Даниэль Кон-Бендит (который, впрочем, большую часть событий в Париже отсутствовал). Май 1968 начались в парижских университетах, сперва в университетском городке в Нантере, а затем и самой Сорбонне; один из самых известных лидеров студентов 23- летний Даниэль Кон-Бендит (который, впрочем, большую часть событий в Париже отсутствовал).


Движущей силой студентов, помимо общего молодёжного протеста (самый знаменитый лозунг «Запрещать запрещается»), были различного рода крайне левые идеи: Марксистско-ленинские, троцкистские, маоистические и т. п., нередко также перетолкованные в романтически-протестном духе. Общее название этих взглядов, или, вернее, настроений «гошизм», первоначально обозначало «левизну» в переводе работы Ленина «Детская болезнь левизны в коммунизме». Движущей силой студентов, помимо общего молодёжного протеста (самый знаменитый лозунг «Запрещать запрещается»), были различного рода крайне левые идеи: Марксистско-ленинские, троцкистские, маоистические и т. п., нередко также перетолкованные в романтически-протестном духе. Общее название этих взглядов, или, вернее, настроений «гошизм», первоначально обозначало «левизну» в переводе работы Ленина «Детская болезнь левизны в коммунизме».


Марксизм-Ленинизм – советская разновидность марксизма созданная Лениным. Марксизм-Ленинизм – советская разновидность марксизма созданная Лениным. Троцкизм - теория Марксизма в интерпретации Льва Троицкого. Троцкисты были противниками сталинизма. Троцкисты считают своё движение продолжением учения Маркса и Ленина (используя самоназвания «большевики-ленинцы» и «революционные марксисты») Троцкизм - теория Марксизма в интерпретации Льва Троицкого. Троцкисты были противниками сталинизма. Троцкисты считают своё движение продолжением учения Маркса и Ленина (используя самоназвания «большевики-ленинцы» и «революционные марксисты») Маоизм – разновидность Марксизма- Ленинизма в интерпретации Мао Цзэдуна. Маоизм – разновидность Марксизма- Ленинизма в интерпретации Мао Цзэдуна.


Практически невозможно определить все политические убеждения студентов, активно принимавших участие в восстании. Особенно сильным было анархическое движение, центром которого являлся Нантерр. Немало было среди деятелей мая людей, иронизирующих над левыми и анархистскими лозунгами так же, как и над любыми другими. Студентам сочувствовали и многие левые преподаватели Сорбонны, включая, например, Мишеля Фуко. Практически невозможно определить все политические убеждения студентов, активно принимавших участие в восстании. Особенно сильным было анархическое движение, центром которого являлся Нантерр. Немало было среди деятелей мая людей, иронизирующих над левыми и анархистскими лозунгами так же, как и над любыми другими. Студентам сочувствовали и многие левые преподаватели Сорбонны, включая, например, Мишеля Фуко.






Некоторые лозунги Nous ne voulons pas dun monde où la certitude de ne pas mourir de faim s"échange contre le risque de mourir dennui. Мы не хотим жить в мире, где за уверенность в том, что не помрёшь с голоду, платят риском помереть со скуки Nous ne voulons pas dun monde où la certitude de ne pas mourir de faim s"échange contre le risque de mourir dennui. Мы не хотим жить в мире, где за уверенность в том, что не помрёшь с голоду, платят риском помереть со скуки


On ne revendiquera rien, on ne demandera rien. On prendra, on occupera. Мы не будем ничего требовать и просить: мы возьмём и захватим. On ne revendiquera rien, on ne demandera rien. On prendra, on occupera. Мы не будем ничего требовать и просить: мы возьмём и захватим. Soyez réalistes, demandez limpossible. Будьте реалистами, требуйте невозможного! (Че Гевара) Soyez réalistes, demandez limpossible. Будьте реалистами, требуйте невозможного! (Че Гевара)




Через несколько дней беспорядков выступили профсоюзы, объявившие забастовку, затем ставшую бессрочной; митингующие (как студенты, так и рабочие и служащие) выдвигали конкретные политические требования. Среди них была отставка де Голля (т. К. он ввел новые налоги), а также формула « » (40- часовая рабочая неделя, пенсия в 60 лет, минимальный оклад в 1000 фр.) Через несколько дней беспорядков выступили профсоюзы, объявившие забастовку, затем ставшую бессрочной; митингующие (как студенты, так и рабочие и служащие) выдвигали конкретные политические требования. Среди них была отставка де Голля (т. К. он ввел новые налоги), а также формула « » (40- часовая рабочая неделя, пенсия в 60 лет, минимальный оклад в 1000 фр.)





«Красный май - 1968» в Париже: месяц всенародного безумства О событиях мая 1968 года в Париже, получивших особую актуальность в связи с «русской весной» 2012 года, рассказывает историк Николай Макаров. В послевоенные десятилетия Советский Союз делил сферы влияния с Западом, что обернулось затяжной, дорогостоящей и никому не нужной «холодной войной». Третий мир начал активно освобождаться: колонии постепенно выходили из-под контроля прежних хозяев, а революционная хунта Фиделя и Че и вовсе завоевала власть на Кубе. В середине 60-х началась нескончаемая «культурная революция» в Китае. А 1968-й стал кульминацией протестно-деструктивного безумства. Центр событий сместился в Старый Свет, хотя и в Америке было на что обратить внимание. Антивоенные и антипентагоновские протесты в Колумбийском университете в Нью-Йорке с последующим захватом здания студентами-леваками. «Пражская Весна». Западный Берлин: студенты забрасывают бутылками с зажигательной смесью штаб-квартиру газетного магната Акселя Шпрингера. Студенческие протесты в Лондоне и Риме (в центре «Вечного города» дошло до столкновений студентов с полицией). Мадрид, Стокгольм, Брюссель и другие крупные европейские города также оказались центрами брожения и недовольства. Везде, вроде бы, протестовали против войны во Вьетнаме, хотя при ближайшем рассмотрении американская агрессия выглядит только «вершиной айсберга»: поводов к массовому недовольству было много. Многим начинало казаться, что зреет мировая молодежная революция. Волны протеста уже не раз захлестывали мир. Но, наверно, нигде на тот момент они не вздымались так высоко, как весной 1968 года в Париже. К 1968 году Франция была страной с высоким уровнем жизни. За десятилетия мира страна не только оправилась, но и стала обеспеченной, немного «заплыла жирком». Средний класс благоденствовал: экономический рост, высокие зарплаты, «дома, машины, дачи». Конечно, у власти уже почти десять лет находился президент Шарль де Голль, радио и телевидение были огосударствлены; но это - мелочь. Свобода? Что вы, главное - стабильность. Духовный рост? К чему - есть же синема и «Мулен Руж». В стране сформировалось «общество потребления» с его довольно ограниченной буржуазной идеологией. Наверно, и вправду французы трудились не покладая рук. На молодёжь ужасно не хватало времени. Вот она и увлеклась, начала чудить. И главное - её внезапно оказалось так много!.. И вся учёная! Плюнуть нельзя, чтоб не попасть в студента! Франция, как никакая другая страна Европы, - уникальный индикатор перемены политических настроений нации. Классическая страна революций. Сколько раз в XIX веке монархия сменялась республикой! В ХХ-м «крепкие государственники» наподобие де Голля сменялись социалистами - сторонниками Миттерана, тот, в свою очередь, позже «раскачивал политические качели» совместно с либералом Шираком. Основной же тенденцией «большой политики» 1960-х становится постепенное, но неуклонное снижение рейтинга доверия населения к герою Сопротивления генералу де Голлю и усиление в обществе социалистических настроений. Национализм де Голля, рост влияния монополий, государственная монополия на ТВ- и радиовещание; внешняя политика, ориентированная (хоть и в новых формах) на обладание колониями и участие в «гонке вооружений» (хотя и не на стороне США и НАТО), не отвечали интересам и ожиданиям основной части французского общества. Всё большей части населения (особенно молодёжи) де Голль начинает казаться слишком уж авторитарным и «засидевшимся» политиком. Еще в 1965-м - пока еще неожиданно для многих - Франсуа Миттеран вышел во второй тур президентских выборов. На парламентских выборах 1967-го он сколотил коалицию левых сил, набравшую почти равное количество голосов с голлистами. «Левые» настроения в стране были самых разных оттенков: от коммунистических (правда, уже лишённых ориентации на «мировую революцию») до анархистских, от последователей убиенного ледорубом Троцкого до сторонников Мао. Извне масла в огонь подливали вьетнамская война и обстановка «холодной войны», ставшей толчком к зарождению антиядерного движения. Словом, в воздухе начинало пахнуть грозой. Попытка определить политическое мировоззрение юных французских бунтарей 1968-го наталкивается на некоторые сложности. Идеи, вдохновлявшие их, были разного толка: марксистские, троцкистские, маоистские, анархистские и т.п., нередко перетолкованные в романтически-протестном духе - словом, всё то, что получило название «гошизма» (фр. gauchisme - «левизна», «левачество»). Мао, Че, Режи Дебре, Герберт Маркузе, Франц Фанон - мало ли было политических и духовных вождей по всему миру у французской молодежи? Все они по-своему призывали к «отречению от старого мира» с его буржуазностью и империализмом, провозглашению - кто коллективистских, а кто крайне индивидуалистических ценностей, и к бунту, бунту, бунту… А ещё - философия Жан-Поля Сартра и Альбера Камю с их упором на свободу, «экзистенциальное» в человеке, ориентировавшее его на самовыражение, плюс - снова бунт и прочие формы «антигосударственного» поведения. Затем, в 1960-е, французская молодёжь много смотрела кино. Большой популярностью пользовались фильмы кинорежиссёра Жан-Люка Годара: «На последнем дыхании», «Жить своей жизнью», «Альфавиль», «Безумный Пьеро». Годар тоже был «гошистом». И его работы были во многом нацелены на критику современного общества и создание «новой реальности», с экзистенциалистским подтекстом. Годар, по словам Александра Тарасова (автора большой и очень интересной работы «In Memoriam Anno 1968»), сыграл роль «предтечи и вдохновителя 1968 года». Немалую роль в идейной подпитке событий сыграло эпатажное ситуационистское движение во главе с Ги Дебором, идейную основу которого составлял причудливый для умопостижения микс из дадаизма, сюрреализма и марксизма. Ситуационисты призывали к отказу как от подчинения как государству и его законам, так и от принятых норм социальной жизни, общественной морали. Большая роль отдавалась эмоциональному началу. Это нужно было не столько осознавать, сколько чувствовать. Здесь трудно было провести грань - где идёт борьба за политические перемены, а где - просто спонтанное творчество, рождение «космоса из хаоса», внезапная материализация не высказанных, но разделяемых массой общих ощущений. Стоявший во главе этой части движения «Ситуационистский интернационал», по словам кинодокументалистки, участницы «Красного мая» Элен Шателелен, был «маленькой, острой на язык, очень умной группой. Все движение состояло из 5 человек, издававших газету „Интернасьональ ситуационист“. Но именно они подготовили культурную почву, „умную культуру“, чтобы этот взрыв произошёл» (источник). В итоге накопившийся у французской молодёжи «осознанный» протест явно соседствовал с горячим энтузиазмом, желанием самовыразиться и покуражиться. Революция и баррикады, столкновения с полицией и кайф прилюдного сумасбродства, борьба за реальные усовершенствования в экономике, политике, повседневности… И, конечно, - атмосфера народных гуляний, креатива, «свободной любви» - всё переплелось в этой бурной майской феерии. Кризисные явления в политике и экономике дали лишь первые ростки, а молодёжь уже оказалась недовольна. Трудности с местами в общежитиях, неважное материальное обеспечение учебных заведений. Правительство идёт по пути наименьшего сопротивления: денег нет! Количество мест в вузах сокращается, ужесточаются испытания студентов - особенно при поступлении. Студенты, и так имевшие к «старому миру» длинный счет, не заставили себя ждать. Зачинщиками беспорядков практически везде стали студенты гуманитарных факультетов. Начались они в университете Париж X-Нантер, в первых числах мая. Составить сколь бы то ни было «разумное» представление о требованиях студентов на первых порах выступлений достаточно сложно. Как пишет Александр Телевич, «студенты требовали то отмены экзаменов, то прекращения войны во Вьетнаме, то увеличения порций спагетти в кафетериях, то упразднения диктатуры в Греции, то разрешения курить повсеместно, то ликвидации расовой дискриминации». По воспоминаниям же Элен Шателелен, политический язык протестующих «оказался вне рамок того, о чем люди, спонтанно вышедшие на улицу, хотели сказать. Они сами не осознавали, чего они хотели. Это был момент глобального кризиса смысла: „Зачем жить?“, „Какой смысл имеет работа?“, „Какой смысл имеет общество?“» (источник). По сути, то был - возможно не оформленный, но подспудно ощущаемый - протест против застоявшегося буржуазно-обывательского западного общества с его традиционными вековыми ценностями; протест, взорвавший его и начавший - пусть поначалу незаметное - движение Запада к упадку. Выступления в Нантере моментально перекидываются на Сорбонну. 3 мая по инициативе её ректора Роша университет был закрыт. 4 мая в Париже начинается студенческая забастовка; столицу охватывают митинги. В ближайшие три дня волнениями охвачены уже все университетские центры Франции (Тулуза, Лион, Нант, Страсбург и др.). К забастовкам университетов присоединились средние школы. В поддержку студентов выступают известные представители французской интеллигенции (Жан-Поль Сартр, Симона де Бовуар, Франсуаза Саган, Франсуа Мориак и другие). Власти арестовывают некоторых участников выступлений; 5 мая объявлен запрет на демонстрации. Молодёжь, естественно, и не думала повиноваться. «Запрещается запрещать!» - провозглашают в ответ вожаки студенческого движения. Строить для доказательства своей правоты баррикады парижанам приходилось уже не раз. С 1827 по 1860 г. в Париже баррикады возводились восемь раз; то же случалось в 1870–1871-м, 1944-м… В 1968-м революционное нетерпение вновь подняло парижан на «уличное строительство». В дело шел любой подручный материал: даже горшки с цветами и лотки с овощами. Строили баррикады и покрепче: с использованием символа буржуазной обеспеченности - автомобилей. «Это не были баррикады против кого-то, - считает Элен Шателелен, - это были баррикады памяти. У меня было странное чувство, что я вижу, как народ, люди, пишут страницы своей собственной истории. Баррикады не были противостоянием и борьбой, это было абсолютно на символическом уровне… Это было связано с поэтическим образом мышления… Первые баррикады были не против полиции, хотя они, возможно, и пригодились для защиты - это был чисто метафизический жест… Это были баррикады абсурда; что они защищали, никто не знал … То, что произошло, было огромным театром» (источник). 6 мая в знаменитом Латинском квартале Парижа была жестоко разогнана 60-тысячная демонстрация. В тот же день начинаются первые баррикадные бои. Около 400 человек было арестовано. Около 600 оказались в больницах. Латинский квартал представлял собой тогда жуткое зрелище: «…Сожжённые автомобили, деревья, вырванные с корнем, разбитые витрины, развороченные брусчатые мостовые» (источник). Начинается агитация среди рабочих, листовки и газеты протестующих распространяются в тысячах экземпляров. Стены домов покрываются яркими граффити. К 10 мая студенты бунтуют по всей Франции. Число баррикад, возведённых к этому дню студентами Парижа в районе площади Эдмона Ростана, было около 60-ти. На баррикады студенты воздрузили черные и красные флаги. Полицейские пошли на штурм, перетекший в пятичасовое побоище, в результате которого было ранено более 350 человек, сожжено почти две сотни автомобилей. Это была «первая ночь баррикад». Париж в эту ночь не спал. Участниками «театра» стали не только демонстранты и полиция, но и простые парижане. Полицейские жестокости вызвали в горожанах вполне объяснимое человеческое сочувствие к пострадавшим студентам. Они находили приют в «обывательских» домах, где их кормили, оказывали помощь. Кроме того, уличные столкновения были и беспрецедентным шоу, на которое зрители-парижане бурно реагировали с мостовых, из окон и с балконов. Конечно, поддержка высказывалась демонстрантам, а действия полиции сопровождались свистом и улюлюканьем. Из окон на головы полицейских летели горшки с цветами. Опрос общественного мнения показал тогда, что 80 процентов «паризьенов» поддерживали студентов. Но силы были всё-таки неравны. После пяти часов «театра абсурда» студенты разбежались по приказу своего вожака Даниэля Кон-Бендита. Кстати, кто он - месье Кон-Бендит или попросту «Красный Дани»? Даниэль Кон-Бендит Родившийся в 1945 г. в семье немецких евреев, бежавших во Францию в 1933-м, Даниэль Марк Кон-Бендит вырос в этой стране, но в 1958 г. переехал с родителями в Германию. Получив в 1963 г. гражданство и ФРГ, и Франции, Даниэль отказался от французского, чтобы не идти в армию. Однако Франция не была им забыта. В 1966-м году он поступил в Парижский университет, где стал участником «Fédération anarchiste», но в 1967-м перебрался из неё в маленькую анархистскую группу Нантера. Наверно, там было больше возможностей для реализации лидерских качеств. По приглашению Даниэля в Париж приехал с «революционной» лекцией лидер Социалистического союза немецких студентов К.Д. Вольф. В Нантере Кон-Бендит стал во главе движения за сексуальные свободы. Отличался он и экстравагантными «па»: например, во время речи министра образования по случаю открытия университетского бассейна в Нантере Кон-Бендит … попросил у министра закурить, а впридачу - разрешения свободно посещать женское общежитие. Хулиган, да и только! Подобные выходки перемежались агитацией в пользу «перманентной революции». Немудрено, что этот парень получил большую популярность в среде студентов. Его побаивались университетские власти: решившись однажды отчислить его, они спровоцировали волнения. Приказ об отчислении пришлось отменить. Популярность Кона во время волнений дошла до такой степени, что протестующие студенты, желая полностью индентифицироваться со своим вождем, часто скандировали: «Nous sommes tous les juifs allemands» («Мы все немецкие евреи»)! «Красный Дани» (как прозвали его студенты за ярко-рыжую шевелюру, очень гармонировавшую с «краснотой» настроений) призывал участников беспорядков «создать брешь», в которую вольются широкие массы населения. Но задача-максимум - ниспровержение власти - была всё-таки неосуществима. В июне Кон-Бендита депортировали в Германию. На родине родителей он стал одним из основателей автономистской группы «Революционная борьба», где судьба близко свела его с Йошкой Фишером - будущим министром иностранных дел Германии, а тогда - тоже лидером «Революционной борьбы», замешанной, как предполагали немецкие власти, в насильственных акциях. Позже Кон-Бендит политически «позеленел» и начал активную борьбу против атомной энергии. В 1984 г. он вступает в немецкую партию «зелёных», в 1989-м становится вице-мэром Франкфурта, в 1994-м избирается депутатом Европарламента, а в 1999-м сближается с «зелёными» Франции, от которых снова избирается в Европарламент (в 2009 г.). На сегодня Кон-Бендит - вполне преуспевающий европейский политик, причем активно участвующий в политической жизни двух стран - Германии и Франции. Конечно, делая карьеру в сегодняшней политике, на революционных лозунгах далеко не уедешь. Но в 1968-м всё было иначе. Несмотря на помпезные заявления премьера Жоржа Помпиду о том, что правительство «защитит республику», 14 мая полиция оставила Сорбонну. Аудитории были заняты студентами, митингующими дни и ночи напролёт. «Революционное творчество масс» достигает апогея. Студенты состязаются в лозунгах. «Будьте реалистами, требуйте невозможного!» «Твоё счастье купили. Укради его!» «Под булыжниками мостовой - пляж!» «В обществе, отменившем все авантюры, единственная авантюра - отменить общество!» «Революция невероятна, потому что она настоящая». «Культура - это жизнь наоборот». «Поэзия на улицах!» «Секс: Это хорошо, - изрек Мао (но не слишком часто)». «Товарищи! Любовью можно заниматься и в Школе Политических наук, а не только на лужайке». «Вся власть воображению!» «Да здравствует сюрреализм!». Де Голль, кризис, международная напряженность … Всё это так. Но не менее важно, что душе хочется карнавала, а телу, - выпить, курнуть, ну и - сами понимаете… В Сорбонне «появились аудитория имени Че Гевары, плакаты „Запрещается запрещать!“ и объявления „Кури что хочешь - хоть анашу“. Статуи Пастера и Гюго покрыли красными флагами. День и ночь во дворе Сорбонны играл джаз-банд. Занятий не было. В аудиториях шла дискуссия: что делать дальше. Вожак восставших Даниэль Кон-Бендит призывал к революции. Что это означало, никто не понял» (источник). Примерно та же обстановка воцарилась в театре «Одеон», где к студентам присоединилась «взрослая» интеллигенция Парижа. Опираясь на революционный энтузиазм, студенты все текущие вопросы (снабжение, медпомощь, информационные дела) решали сами - с помощью самоорганизовавшихся комитетов. При комитетах работали столовые, спальни, даже детские ясли. В занятых аудиториях поддерживалась чистота и относительный порядок. Сорбонной управлял Оккупационный комитет из 15 человек. По требованию анархистов, опасавшихся «бюрократического перерождения», состав комитета полностью менялся каждый день. Тоже ведь сюрреализм! Во второй половине мая образуются так называемые Комитеты революционного действия. Одним из проявлений народного самоуправления были даже добровольные поездки студентов и рабочих «на картошку» - помогать крестьянам с высадкой ценного корнеплода. Студенческие выступления в 1968-м имели место во многих европейских странах, но нигде, кроме Франции, они не привели ко всеобщей забастовке. Она была объявлена 13 мая, на фоне новой парижской демонстрации в поддержку студентов и за отставку де Голля (по разным оценкам, в ней принимало участие от 400 тысяч до более миллиона человек). К середине мая в Париже не работали транспорт, телефон, радио и телевидение. Париж и Франция были погружены в пучину анархии. Профсоюзы вели от имени бастующих рабочих торговлю с предпринимателями; антиголлистское движение ширилось. К 24 мая в стране бастовало свыше 10 миллионов человек. Среди требований забастовщиков самыми популярными были отставка де Голля, а также формула «40-60-1000» (40-часовая рабочая неделя, пенсия с 60-ти лет, минимальная зарплата 1000 франков). Были у протестующих и вполне реальные достижения: «Изгнав из сферы сбыта посредников (комиссионеров), революционные власти снизили розничные цены: литр молока стоил теперь 50 сантимов вместо 80, а килограмм картофеля - 12 вместо 70. Чтобы поддержать нуждающиеся семьи, профсоюзы распределили среди них продовольственные купоны. Учителя организовывали детские сады и ясли для детей бастующих. Энергетики взялись обеспечить бесперебойное снабжение молочных ферм электроэнергией, организовали регулярную доставку кормов и горючего в крестьянские хозяйства. Крестьяне, в свою очередь, приезжали в города для участия в демонстрациях. Больницы переходили на самоуправление, в них избирались и действовали комитеты врачей, пациентов, практикантов, медсестер и санитаров» (источник). Словом, практически все сферы жизни находились какое-то время под контролем «красномайцев». Де Голль возвратился из Румынии 18 мая. Он поступил, казалось бы, по-солдатски прямо и честно: предложил народу референдум по вопросу о поддержке президента. В тот же день в Париже прошла новая грандиозная демонстрация. 23 мая Париж пережил «вторую ночь баррикад»: студентов взорвало известие о готовящейся высылке Д. Кон-Бендита из Франции. В новых кровавых столкновениях около 1500 человек было ранено, около 800 арестовано, погиб один студент и один полицейский. 29 числа де Голль внезапно исчез. Как выяснилось - он отправился на базу французских войск в Баден-Бадене в ФРГ (искал почвы для военного переворота?). Лидеры «Красного мая» тут же выступили с призывом к захвату власти, поскольку она «валяется на улице». Но де Голль тоже быстро сориентировался. 30 мая, вернувшись, он выступил по радио, огласив своё намерение остаться во главе страны. Вскоре был распущен парламент. Но… Движение вскоре пошло по нисходящей, а к концу мая месяца по сути выдохлось. «По законам жанра» в изначальном виде оно не могло существовать долго. Как в учебниках истории: не было ни четкой программы, ни единого центра, ни проработанных способов борьбы. Когда движение сместило акцент на «большую политику», затухание студенческого карнавала стало неизбежно. 10–11 июня - «на сладкое» - состоялись последние баррикадные бои в Латинском квартале. Сошло на нет и забастовочное движение. Несколько дней спустя вышел специальный президентский указ о запрете леворадикальных группировок. 12 июня Кон-Бендита всё-таки выслали в Германию. 14–16 июня полиция очистила «Одеон» и Сорбонну от студентов и ликвидировала последние очаги сопротивления в Латинском квартале. Внеочередные парламентские выборы, прошедшие по стране 23–30 июня, показали, что Франция всё-таки испугалась. Голлисты получили в Национальном собрании 358 мест из 485-ти. Хотя политическая судьба де Голля была предрешена: 27 апреля 1969 года он покинул свой пост, уступив его бывшему премьер-министру - Жоржу Помпиду. С тех пор прошло более сорока лет. Жизни активных участников «Красного мая» сложились по-разному. Но весьма многие из «Soixantehuitards» («парней 68-го»), включая депутата Европарламента Даниэля Кон-Бендита, вполне вписались сегодня в «буржуазный» истеблишмент Европы. Это известные журналисты (М. Кравец - шеф заграничной службы известной газеты «Либерасьон», Ж.-Л. Пенину - один из ведущих публицистов той же газеты, М.-А. Бурнье - главный редактор журнала «Актюэль», Ж.-П. Рибе - редактор и шеф приложений к журналу «Экспресс», Ж.-М. Бужеро - директор и редактор журнала «Эвенеман дю жади», Э. Кабалье - управляющий «Сигма-Телевизьон»); профессора и ученые (П. Башле и А. Жейсмар - профессора Сорбонны, Р. Линьяр - известный социолог, Андре Глюксманн и Ги Ландро - известные философы и писатели); чиновники (Ф. Барэ - генеральный инспектор Министерства образования); кинодокументалисты, архитекторы, предприниматели … Хотя есть и такие, как Ален Кривин - лидер троцкистской «Коммунистической революционной лиги», - до сих пор исповедующие «гошистские» взгляды и являющиеся видными политическими фигурами в этом спектре. О событиях «Красного мая» можно писать целые диссертации. Да многое уже и так написано, спето, снято. Из интересного и познавательного можно отметить романы: «1968: Исторический роман в эпизодах» Патрика Рамбо и роман Робера Мерля «За стеклом». Рамбо, во многом вне идейно-политического подтекста, суховато и беспристрастно рассказывает о захвате студентами Сорбонны и «Одеона», движении рабочих, деятельности правительства. Роман же Мерля являет собой почти документальное воспроизведение событий начала 1968-го в Нантерском университете. Интересна книга американского исторического публициста Марка Курлански «1968. Год, который потряс мир». В ней много аналитики, попыток разобраться в исторических корнях явлений 1968-го в мировом масштабе, а также в тех последствиях, которые они дали миру. Профессор исторического факультета Оксфордского университета Роберт Гилди создал цифровой архив отчетов «Вокруг 1968-го: Активисты, сети и траектории» («Around 1968: Activists, Networks and Trajectories»). Авторами отчетов стали сами участники событий (более 500 человек из 14 стран Европы). Но этот архив носит сугубо научную форму и, при всём своём богатстве, может быть интересен, скорее, лишь историкам и их студентам. Интересные подборки научных и публицистических материалов можно найти в интернете. Так, подборка «1968 год во Франции» содержится на сайте научно-просветительского журнала «Скепсис», много полезных ссылок на литературу дают энтузиасты группы «Париж 1968 (Красный май)». Событиям «Красного мая» на фоне построения собственной реальности и личных (в первую очередь сексуальных) взаимоотношений молодых французов посвящен фильм Бернардо Бертолуччи «Мечтатели» (2003 г.). Что же дал миру «Красный май» и какие уроки преподнес он будущим поколениям? Если пытаться ответить на этот вопрос «узко», беря в расчет в непосредственные последствия для Франции, то в первую очередь это - конец «голлизма» с его «разгулом государственности» и частичное удовлетворение требований протестовавших (в основном это касалось некоторого улучшения условий жизни трудящихся). «Левые» настроения на протяжении 1970-х годов были очень популярны на Западе. Культурные последствия имели более широкий охват. Будь жив в это время известный российский публицист и историк, идеолог русского дворянства XVIII века Михаил Щербатов, он наверняка написал бы книгу «О повреждении нравов во Франции». То, что называют термином «сексуальная революция», - во многом родом из «Красного мая». Свобода, порой доходящая до абсурда, во взаимоотношениях полов («Изобретайте новые сексуальные извращения» - призывал один из лозунгов в Нантере), вполне реальная революция в стиле одежды, тенденциях моды, а главное - новый взгляд общества на отношения мужчины и женщины - всё это во многом последствия тех самых событий 1968-го года. И не только во Франции, но и по всему западному миру. Более узкий срез того же плана - воздействие событий на западную молодёжную культуру. В том числе и на рок-культуру, движение хиппи. Эдуард Лимонов в своей статье «Май 1968 года в Париже и его политические последствия» (опубликованной, кстати, в педагогической газете «Первое сентября»!) писал: «…Империя юности просуществовала с 1968-го до конца 70-х годов. Только в этот промежуток времени молодёжь была осознана собой и другими как класс, с особыми запросами и потребностями». Были у «Красного мая» и другие глобальные последствия. Конец колониальной системы был по сути предрешён раньше, но события 1968-го во Франции и других странах сыграли тут роль одного из «последних гвоздей». Какова в современном западном мире острота национальных отношений, связанная с потоками хлынувших в бывшие метрополии мигрантов, думается, объяснять не надо. Западная цивилизация продолжает трещать по швам. Можно пытаться строить разные сценарии её дальнейшего развития, но, скорее всего, «старая добрая Европа» в своем традиционном виде больше не возродится. И «Красный май» сыграл в этом отношении огромную роль. Весьма интересно то, что во «Французской весне» были хоть какие-то рациональные моменты:

«Изгнав из сферы сбыта посредников (комиссионеров), революционные власти снизили розничные цены: литр молока стоил теперь 50 сантимов вместо 80, а килограмм картофеля - 12 вместо 70. Чтобы поддержать нуждающиеся семьи, профсоюзы распределили среди них продовольственные купоны. Учителя организовывали детские сады и ясли для детей бастующих. Энергетики взялись обеспечить бесперебойное снабжение молочных ферм электроэнергией, организовали регулярную доставку кормов и горючего в крестьянские хозяйства.

а в наших «московских гуляниях» нет ничего, кроме тупого и бесполезного фрондёрства. Только, как я уже писал в ЖЖ одной из моих френдесс: собаку герцога Бофора по кличке Писташ, с помощью которой герцог троллил свою охрану, в результате отравили, кучу людей побили, много чего разрушили и сожгли, а Фронда так и не победила. На материал навёл –

К 16 мая закрылись порты Марселя и Гавра, прервал свой маршрут Трансъевропейский экспресс. Газеты все еще выходили, но печатники осуществляли частичный контроль над тем, что печатается. Многие общественные службы функционировали только с разрешения бастующих. В центре департамента - Нанте, Центральный забастовочный комитет взял на себя осуществление контроля за движением транспорта на въездах и выездах из города. На блок-постах, сооруженных транспортными рабочими, дежурили школьники. Желание людей самим установить порядок было столь сильным, что городским властям и полиции пришлось отступить. Работницы заводов и фабрик взяли под контроль снабжение местных магазинов продовольствием и организацию торговых точек в школах. Рабочие и студенты организовали выезд на фермы с целью помочь крестьянам сажать картофель.

Изгнав из сферы сбыта посредников (комиссионеров), революционные власти снизили розничные цены: литр молока стоил теперь 50 сантимов вместо 80, а килограмм картофеля - 12 вместо 70. Чтобы поддержать нуждающиеся семьи, профсоюзы распределили среди них продовольственные купоны. Учителя организовывали детские сады и ясли для детей бастующих. Энергетики взялись обеспечить бесперебойное снабжение молочных ферм электроэнергией, организовали регулярную доставку кормов и горючего в крестьянские хозяйства. Крестьяне, в свою очередь, приезжали в города для участия в демонстрациях. Больницы переходили на самоуправление, в них избирались и действовали комитеты врачей, пациентов, практикантов, медсестер и санитаров.

Де Голль в это время не делал никаких заявлений. Более того, он отправился в запланированный официальный визит в Румынию, как будто ничего не случилось, но 18 мая прервал его и вернулся в страну. 20 мая число бастующих достигло 10 миллионов, на заводах возникли «комитеты самоуправления» и «комитеты действия», неконтролируемые профсоюзами, в провинции рабочие комитеты начали бесплатное распределение товаров и продуктов нуждающимся. В стране сложилось двоевластие – с одной стороны деморализованная государственная машина, с другой стороны самодеятельные органы рабочего, крестьянского и студенческого самоуправления.

21–22 мая в Национальном Собрании обсуждался вопрос о недоверии правительству. Для вотума недоверия не хватило 1 голоса! 22 мая власти пытаются выслать из страны Даниэля Кон-Бендита как иностранца. В ответ студенты устраивают в Латинском квартале «ночь гнева», устраивая баррикады. Кто-то поджигает здание Парижской биржи.

Наконец, 24 мая де Голль выступил по радио с речью, в которой «признал», что доля участия французского народа в управлении обществом ничтожна. Он предложил провести референдум о «формах участия» простых людей в управлении предприятиями (позже он от этого обещания откажется). На настроение общества это выступление влияния не оказало.

25 мая начались трехсторонние переговоры между правительством, профсоюзами и Национальным советом французских предпринимателей. Выработанные ими соглашения предусматривали существенное увеличение зарплаты, однако ВКТ была не удовлетворена этими уступками и призвала к продолжению забастовки. Социалисты во главе с Франсуа Миттераном собирают на стадионе грандиозный митинг, где осуждают профсоюзы и де Голля и требуют создания Временного правительства. В ответ на это власти во многих городах применяют силу, и ночь 25 мая получила название «кровавая пятница».

29 числа, в день чрезвычайного заседания кабинета министров, стало известно, что бесследно исчез президент де Голль. Страна в шоке. Лидеры «Красного Мая» призывают к захвату власти, поскольку она «валяется на улице».

30 мая де Голль появляется и выступает с крайне жесткой речью. Он отказывается от референдума, объявляет о роспуске Национального Собрания и проведении досрочных парламентских выборов . В тот же день голлисты проводят 500-тысячную демонстрацию на Елисейских полях. Они скандируют «Верните наши заводы!» и «Де Голль, ты не один!». Происходит перелом в ходе событий. Многие предприятия еще будут бастовать недели две. В начале июня профсоюзы проведут новые переговоры и добьются новых экономических уступок, после чего волна забастовок спадет. Предприятия, захваченные рабочими, начинают «очищаться» силами полиции (например, заводы «Рено»).

Ю. Дубинин пишет об этом моменте: «30 мая де Голль выступил с речью, демонстрируя твердость и решимость навести порядок. Он объявил о роспуске Национального собрания. За этим последовала внушительная демонстрация сторонников де Голля... Де Голль провел глубокую реорганизацию правительства Помпиду, заменив девять министров. Правительство, профсоюзы и предприниматели провели упорные переговоры и к 6 июня сумели достигнуть нелегкого согласия, которым, однако, были удовлетворены все. Жизнь во Франции начала входить в нормальную колею”.

12 июня власть перешла в наступление. Были запрещены основные левацкие группировки, Кон-Бендит был выслан в ФРГ. 14 июня полиция очистила от студентов «Одеон», 16-го – захватила Сорбонну, 17 июня возобновили работу конвейеры «Рено».

23 и 30 июня прошли (в два тура) парламентские выборы. Организовав кампанию шантажа угрозой коммунистического заговора, голлисты получили большинство мест – испуганный призраком революции средний класс дружно проголосовал за де Голля.

7 июля в телевизионном обращении де Голль дал разумную, хотя и поверхностную квалификацию произошедшим событиям: «Этот взрыв был вызван определенными группами лиц, бунтующими против современного общества, общества потребления, механического общества – как восточного, так и западного – капиталистического типа. Людьми, не знающими, чем бы они хотели заменить прежние общества, и обожествляющими негативность, разрушение, насилие, анархию; выступающими под черными знаменами».

Одним из итогов «красного мая» было удовлетворение ряда социальных требований трудящихся (увеличение пособий по безработице и т.д.). Студенческие протесты побудили к демократизации высшей и средней школы, была улучшена координация высшей школы с потребностями народного хозяйства в специалистах. Но майские события на прошли бесследно для французской экономики. Инфляция, вызванная увеличением заработной платы и ростом цен, привела к сильному сокращению золотого запаса страны. Финансовый кризис, разразившийся в ноябре 1968, угрожал подорвать экономику. Чтобы спасти финансовую систему, де Голль пошел на крайне непопулярные меры стабилизации, включая строгий контроль над заработной платой и ценами, контроль за денежным обращением и повышение налогов. 28 апреля 1969 де Голль ушел в отставку после того, как были отклонены его предложения по конституционной реформе.

Революция 1968 г. и внешние силы . То, что мятежный импульс, захвативший очень значительную часть населения Франции, иссяк всего за один месяц, во многом определяется и отсутствием поддержки извне. Революционные события мая 1968 г. во Франции не поддержали и не пожелали использовать обе сверхдержавы – СССР и США. Более того, власти Франции имели и время и поле для маневра потому, что в критический момент, даже если бы произошел раскол в их государственном аппарате и силовых структурах, они могли рассчитывать на вооруженную помощь НАТО.

Ю.Дубинин пишет: «28 мая мой хороший знакомый – член руководства правящей деголлевской партии Лео Амон (позже он войдет в состав правительства) срочно пригласил меня на завтрак. До 27 мая, сказал он, обстановка была сложной, тяжелой для правительства, однако не угрожавшей самому деголлевскому режиму и де Голлю лично. На волне широкого забастовочного движения ВКТ (за которой, по убеждению Амона, стояла компартия) предъявила правительству очень высокие требования, но в то же время ВКТ вступила в переговоры с правительством и вела их жестко, но конструктивно. Это давало основания считать, что ВКТ и ФКП стремятся к достижению своих целей без свержения де Голля. Однако после 27 мая положение радикально изменилось. Бастующие рабочие отвергли договоренность, достигнутую между профсоюзами и правительством. Каков может быть поворот дел? Далее собеседник говорит, чеканя слова:

– Нынешняя ситуация в какой-то степени напоминает ту, которая существовала в России в предоктябрьский период 1917 года. Однако сейчас международная обстановка иная: существует НАТО».

Ю.Дубинин продолжает: «В договоре о создании Североатлантического пакта действительно имеется статья, предусматривающая вмешательство альянса в случае дестабилизации внутриполитического положения в одном из государств-участников… Слова Амона – показатель серьезности обстановки в стране, того, как ее оценивает руководство Франции».

Это, кстати, объясняет, почему применение через три месяца после этих событий вооруженных сил СССР и Варшавского договора для наведения порядка в Чехословакии не вызвало серьезных демаршей со стороны государств Запада. Им пришлось мобилизовать для скандала свои же левые силы и советских диссидентов.

Что же касается СССР и французской компартии, то их позиция была разумной и ответственной. С самого начала массовых выступлений Французская коммунистическая партия (ФКП) осудила «бунтарей», заявив о том, что «леваки, анархисты и псевдореволюционеры» мешают студентам сдавать экзамены! И только 11 мая ФКП призвала рабочих к однодневной забастовке солидарности со студентами, стараясь в то же время не допустить выхода протеста за рамки традиционной забастовки. Генеральный секретарь ВКТ Жорж Сеги предупреждал рабочих «Рено»: «Любой призыв к восстанию может изменить характер вашей забастовки!»

Разрешению кризиса во многом помогла деятельность советского посольства, через которое происходил обмен информацией между коммунистами и властью. По словам Ю.Дубинина, генеральный секретарь Французской компартии Вальдек Роше сказал ему: “Мы прошли через очень трудные дни. Был момент, когда казалось, власть испарилась. Можно было беспрепятственно войти и в Елисейский дворец, и в телецентр. Но мы хорошо понимали, что это было бы авантюрой, и никто из руководства ФКП даже не помышлял о таком шаге”.

Уроки студенческой революции . Какие же выводы можно сделать из событий Красного мая?

Май 1968 года – исключительно важное явление, плохо изученное и объясненное. Социальные психологи и культурологи как будто боятся его тронуть. Это симптом глубокого кризиса современного промышленного общества, основанного на принципах Просвещения – первая массированная атака постмодерна. Рациональное сознание, высокое достижение европейской культуры, дало сбой. Николай Заболоцкий, как будто предвидя май 1968 г., писал:элитарная социальная группа (студенты университета Сорбонны!) начинает мятеж, не ставящий перед собой никакой цели и никакого предела. Речь идет именно о беспределе разрушения, об иррациональности оснований для бунта. «Запрещается запрещать!», «Дважды два уже не четыре!»

Действия, которые предпринимали бунтующие студенты – учреждение каких-то ассамблей, чтение самодеятельных лекций, регулирование уличного движения или раздача бесплатных продуктов бедным – все это было отчаянной попыткой схватиться за какие-то соломинки воображаемого порядка, за что-то разумное. В этом не было и следов связного проекта, это были жесты-заклинания, бессознательная защита от хаоса. Если бы советские люди смогли тогда внимательно изучить этот опыт, они бы устояли против перестройки Горбачева.

Но в этой книге мы не можем углубляться в общую проблему кризиса Просвещения и наступления того иррационализма, который уже обосновался и оформился в узаконенных рамках в так называемых «развитых странах». Джинн 68-го года загнан Западом в бутылку и верно служит своему хозяину прямо из этой бутылки. Здесь наша тема ограничена технической стороной «Красного мая». Уже эта сторона очень обширна и дает много пищи для размышлений.

Прежде всего, фундаментальное значение имеет сам факт, что в студенческой среде при некоторых условиях может без веских причин возникнуть такое состояние коллективного сознания, при котором возникает самоубийственно целеустремленная и тоталитарно мыслящая толпа, способная разрушить жизнеустройство всей страны. Это новое явление культуры большого города, в котором возникает высокая концентрация молодежи, отделенной от мира физического труда и традиционных межпоколенческих и социальных связей.

Студенчество конца ХХ века оказалось новым, ранее неизвестным социальным типом – элитарным и в то же время маргинальным, со своими особыми типом мышления, шкалой ценностей, системой коммуникаций. Постепенно этот тип приобретал вненациональные космополитические черты и становился влиятельной, хотя и манипулируемой политической силой. В 1968 г. в Париже политическая радикализация студенчества произошла внезапно и стихийно. Но внимательное изучение этого случая давало возможность и искусственно создавать нужные для такой радикализации условия, чтобы затем «канализировать» энергию возбужденных студентов на нужные объекты. Так уже в 80-е годы студенчество стало одним из главных контингентов, привлекаемых для выполнения «бархатных революций».

Второй факт, который наглядно выявили события 1968 г. во Франции, состоит в том, что при современной системе связи (даже без Интернета и мобильных телефонов) самоорганизация возбужденного студенчества может исключительно быстро распространиться в национальном и даже международном масштабе. При этом свойства студенчества как социальной системы таковы, что она мобилизует очень большой творческий потенциал – и в создании новых организационных форм, и в применении интеллектуальных и художественных средств.

Эти черты студенческого бунта очаровывают общество и быстро мобилизуют в его поддержку близкие по духу влиятельные социальные слои, прежде всего интеллигенцию и молодежь. В совокупности эти силы способны очень быстро подорвать культурную гегемонию правящего режима в городском обществе, что резко затрудняет для власти использование традиционных (например, полицейских) средств подавления волнений. Это создает неопределенность: отказ от применения силы при уличных беспорядках ускоряет самоорганизацию мятежной оппозиции, но в то же время насилие полиции чревато риском быстрой радикализации конфликта.

Третий урок «революции 68-го» состоит в том, что энергия городского бунта, который не опирается на связный проект (выработанный самими «революционерами» или навязанный им извне), иссякает достаточно быстро. Для властей важно не подпитывать эту энергию неосторожными действиями, перебором в применении «как кнута, так и пряника». Власти Парижа проявили выдержку, не создав необратимости в действиях студентов, не спровоцировав их на то, чтобы выйти за рамки в общем ненасильственных действий. Де Голль дал «выгореть» энергии студентов.

Опыт майских событий показал, что комбинация переговоров с применением умеренного насилия истощает силы мятежной оппозиции, если она не выдвигает социального проекта, на базе которого нарастает массовая поддержка. Поняв это, правительство де Голля сосредоточило усилия на том, чтобы отсечь от студентов рабочих - ту втянутую в волнения часть общества, которая имела ясно осознаваемые социальные цели и, вследствие этого, обладала потенциалом для эскалации противостояния (с ней, впрочем, было и гораздо легче вести рациональные переговоры). Ведущую роль в майском мятеже 1968 г. играли студенты и школьники. Рабочие лишь поддержали их бунтарский порыв, не помышляя о смене общественного строя. С ними компромисс был вполне возможен.

Наконец, май 1968 г. показал удивительную способность студенческого протеста к мимикрии (вероятно, это общее свойство интеллигентского мышления, не связанного традиционными догмами и запретами). Формулируя основания для своих действий против государства и общества (в данном случае против буржуазного государства и общества, но это было несущественно уже тогда), революционеры 1968 г. выбирали объекты отрицания ситуативно . Это отрицание не было диалектически связано с позитивными идеалами. Такая особенность сознания открывает неограниченные возможности для манипуляции – если ценностью становится сам протест и отрицание не связано с реальными сущностями, то устраняется сама проблема истинности или ложности твоих установок. Коллектив становится толпой, которую при известной интеллектуальной ловкости можно натравить на любой образ зла .

События 1968 г. в Париже начались с протестов против войны во Вьетнаме. Но было ли сочувствие Вьетнаму фундаментальным, был ли важен вообще Вьетнам для этого протеста? Вот французский философ Андре Глюксманн. В 1968 г. он был ультралевым вождем того студенческого движения, а в Москве в конце 1999 г., очарованный перестройкой и последовавшей за нею «демократизацие» мира, заявил, что теперь не смог бы подписаться под лозунгами протеста против войны США во Вьетнаме. Ничего он за эти тридцать лет не узнал нового ни о Вьетнаме, ни о США, ни о напалме. Ситуация другая, в моде ненависть к СССР – и никакого протеста образ войны США против Вьетнама у него в душе не возникает. Проблемы истины для него нет!

В тот момент последнее поколение старых французских коммунистов понимало эту особенность вышедшей на политическую арену интеллигенции и ее молодежной базы, студентов. Их не очаровали лозунги бунтарей из Сорбонны, им было не по пути с Глюксманном. Коммунисты не дали себя вовлечь в разрушительную авантюру, хотя она, казалось, овладевает Францией. И эта позиция была вызвана вовсе не соглашательством, не иллюзиями родства с генералом де Голлем и не предательством Вьетнама. Разница еще была мировоззренческой. Потом она стерлась во Франции, а потом стала исчезать в Москве и Киеве.

МАЮ сыграла позже важнейшую роль в «Красном Мае», создав «параллельные курсы», на которых в пику официальным профессорам с их официальной «наукой» читали курсы лекций приглашенные студентами выдающиеся специалисты из неуниверситетской (и даже неакадемической) среды, а иногда – и сами студенты, хорошо знавшие предмет (многие из них вскоре прославились как философы, социологи и т.п.).

Дубинин Ю. Как уцелел режим пятой республики. Вспоминая кризис во Франции. – www.comsomol.ru/ist22.htm.

Позже стало известно, что де Голль тайно летал в Баден-Баден, где располагался штаб французского военного контингента в ФРГ, и вел переговоры с военными. Затем он провел такие же переговоры в Страсбурге.

Похожие статьи