Дюк де Ришелье: почему одесситы чтят своего третьего градоначальника. Русская судьба герцога де ришелье Полное имя дюка де ришелье

Арман-Эммануэль де Виньеро дю Плесси де Ришелье – первый градоначальник Одессы.

Родился 25 сентября 1766 года во французском портовом городе Бордо. Арман-Эммануэль получает прекрасное образование – вначале домашнее под руководством аббата де Лабдана, затем – в Коллегии дю Плесси, основанной еще кардиналом Ришелье.

Когда грянула Великая Французская революция, Ришелье покидает Францию. В Вене он знакомится с графом де Ланжероном и князем де Линем. Вместе они прибывают в Бендеры, где находился штаб князя Потемкина. Князь удовлетворяет их просьбу и посылает под Измаил.

При штурме Измаила Ришелье был ранен. Золотая шпага и орден Святого Георгия IV-й степени – первые награды юного Ришелье. Приступает к воинской службе в Гатчине. Здесь и произошло его знакомство, переросшее позднее в дружбу, с внуком императрицы – будущим императором Александром.

Ришелье дает согласие на службу в Одессе, куда без всяких приключений прибывает 9 марта 1803 года. (Пройдет два года, и монарх подпишет указ, согласно которому герцог, сохраняя должность градоначальника, становится Херсонским военным губернатором с подчинением ему Таврической и Екатеринославской губерний, а также войск Крымской инспекции.) Размещается вновь прибывший градоначальник в небольшом домике, состоявшем из пяти комнат, там, где сегодня пересекаются улицы Ришельевская и Ланжероновская. Дом этот служит ему и жильем, и “офисом”.

Одесса, улица Ришельевская. Справа банк “Лионский кредит”, слева гостиница “Ришелье”.
На месте этой гостиницы ранее был домик, в котором проживал Ришелье. Потом домик снесли и построили канцелярию градоначальника, впоследствии переоборудованную под гостиницу.
Оба здания, как левое, так и правое разрушены были в годы Великой отечественной войны и на их месте были разбиты скверы.

Новый градоначальник целиком уходит в работу. Его доступность и демократичность поражали окружающих. Известный одесский предприниматель и домовладелец Сикар писал: “Его часто видели стоящим на улице с крестьянами и людьми низших классов, беседовавшим об их положении, дававшим им советы и помощь”.

Герцог (по-французски – “дюк”, как называли его горожане) приступает к реконструкции прежних портовых сооружений для расширения их пропускной способности. Ф. де Сен-При напишет об этом времени: “Из 900 торговых судов, бороздивших Черное море, более 500 бросали якоря в одесском порту, который только появился на свет. Этот первый успех вынудил императора Александра сократить – в качестве поощрительного шага – на четверть импортные пошлины во всех портах Черного и Азовского морей…”. Это сразу увеличило приток иностранных судов. Впоследствии герцог добивается отчисления в бюджет города не 1/10 доли таможенных сборов, как это было ранее, а 1/5, и город сразу начал получать дополнительно солидные суммы.

Городской театр

Начинает развиваться животноводство, впервые появились винодельческие предприятия. Одесса застраивается красивыми зданиями. Архитектура каждого дома согласовывалась с Ришелье. Сооружаются первый театр, первая городская больница, собор, католическая церковь, начинается строительство карантина. Отметим тягу наших предков к прекрасному: до открытия Городского театра (это произошло в 1809 г.) для постановки спектаклей был использован… огромный магазин (склад) на Ришельевской!..

Стремительно развивается торговля пшеницей – в 1804 году из Одессы отплыли 449 судов с этим драгоценным грузом (сравним: в 1802 году их было чуть более 100) на сумму 3 367 500 рублей. При этом прибыль одесских купцов составила почти 80%!

Портрет работы художника
Т. Лоуренса. 1818 г.

Начавшаяся в 1806 году очередная война с Турцией заставляет Ришелье временно оставить Одессу. Проявив изобретательность, командуя дивизией, он бескровно покоряет Аккерман, а затем входит в Килию.

В 1808 году Одессой за границу продано товаров на 6 млн. рублей, а транзит восточных товаров в одну только Францию достиг 11 млн. рублей; чистая же прибыль Одессы составила 2 млн. рублей. Отметим главный принцип Ришелье в отношениях с одесскими предпринимателями – не чинить препятствий в их деятельности. “Не будем слишком регулировать”, – любил повторять он.

Быстро увеличивается и население Одессы, причем стараниями градоначальника резко возрастает число мастеровых, среди которых преобладают немцы. В 1812 году в городе проживает уже свыше 20 тыс. жителей. Одесса не только строится – она благоустраивается, украшается, приобретая облик европейского города. Успехами отмечена и культурная жизнь: в построенном театре постоянно идут спектакли, и Ришелье следит за обновлением репертуара; открыты “нижние” и “средние” отделения Коммерческой гимназии; для дворян открывается Благородный институт, имеющий и женское отделение. Впоследствии читающая публика сможет воспользоваться личной библиотекой Ришелье, которую герцог пришлет в Одессу из Франции для открывшегося лицея, названного его именем. Вместе с библиотекой лицей получит также на ее обновление 13 000 франков – больших денег у Ришелье не оказалось.

1812 год оказался одним из самых трагических в истории нашего города. Сначала – нашествие Наполеона на Россию. Ришелье обращается к жителям города с речью, призывая к достойному отпору захватчикам. Он жертвует 40 тысяч рублей. Начались массовые пожертвования, всего по Одессе было собрано около 2 млн. рублей, большое количество лошадей и продовольствия. Было сформировано народное ополчение, возглавить которое решил сам Ришелье. Но на Одессу, как и на весь Новороссийский край, обрушилась страшная эпидемия чумы. Герцог остается и возглавляет борьбу с этим бедствием. Он появлялся в самых опасных местах, лично принимая участие в локализации зараженных участков. Им объявлен всеобщий карантин.

И чумной мор стал отступать под усилиями Ришелье и его самоотверженных помощников. 7 января 1813 года был снят карантин, 16 февраля Одесса была объявлена “благополучным” городом. По сведениям доктора Греббе в Одессе от чумы умерло 2 656 человек (свыше 10% всего населения города). Самое главное: чуму удалось локализовать в месте вспышки. “Не только Одесса, но и вся Россия должны видеть в Ришелье избавителя от страшных бедствий”, – сказано в альманахе “Век”.

Прошло 11 лет правления Одессой герцогом Ришелье, и 27 сентября 1814 года наступает день прощания одесситов с так полюбившимся им Дюком. Этот удивительно скромный человек в докладе императору не может удержаться от полных нескрываемой гордости слов: “В настоящий момент ее (Одессы – А. Г.) население доходит до 35000 чел. (в течение 10 лет оно увеличилось в 5 раз). Число домов в городе доходит теперь до 2 600; постоянно воздвигаются новые постройки, соперничающие между собой в прочности и красоте... Около 25 млн. (из общей суммы 45 млн. торгового оборота всех портов Черноморского и Азовского морей) приходится на долю Одессы…”

Герцог де Ришелье пэр Франции. Медная медаль. Лицевая сторона.

По указанию Александра I Ришелье отправляется на Венский конгресс, состоявшийся после подписания Парижского мира в связи с падением Наполеона и реставрацией королевской власти во Франции. По предложению Людовика XVIII и личной просьбе Александра I, первый градоначальник Одессы становится главой правительства Франции! На этом посту Ришелье пребывает два периода: в 1815-1818 и в 1820-1821 годах.

Почти через четыре года после отъезда Ришелье Одессу посетил Александр I, где сказал следующее: “Мы были наслышаны об успехах Нашего друга (Ришелье – А. Г.), но то, что предстало перед взором Нашим, повергает в неописуемый восторг”. Через два месяца Ришелье получит из рук российского посланника высшую российскую награду – орден Андрея Первозванного.

Герцог Арман-Эммануэль дю Плесси де Ришелье и де Фронсак скоропостижно скончался в ночь на 17 мая 1822 года от кровоизлияния в мозг. Было ему лишь 55 лет. Похоронен в церкви Сорбонны в Париже.

В апреле 1828 года в Одессе состоялось открытие памятника Ришелье. Одесситы всех поколений очень любят это великолепное творение Мартоса. “Встретимся у «Дюка»”, – говорят они. Или: “ Спроси у «Дюка»”, – это когда задается очень трудный или каверзный вопрос. А бронзовый Ришелье встречает и провожает суда всего мира, посещающие одесский порт… Он является бессменным символом Одессы.

Анатолий Горбатюк, журналист

* 18 апреля 2018 года на фасаде здания отеля “Моцарт” (ул. Ланжероновская, 13/1) была открыта памятная доска, информирующая о том, что на этом месте (угол улиц Ланжероновской и Ришельевской) ранее находилась канцелярия первого градо-начальника Одессы и управляющего Новороссийским краем герцога де Ришелье.

Написано специально для форума «В гостиной Ришелье» www.richelieu .forum 24.ru

К написанию этой статьи автора подтолкнул очень грустный факт, что общедоступной информации о жизни герцога де Ришелье - Дюка Одесского, генерал-губернатора Новороссийского и премьер-министра французского - как ни странно, существует крайне мало. Вследствие подобной ситуации его фигура неизбежно обросла рядом мифов, легенд и попросту баек. Некоторые из них вполне сродни той, которую однажды одесситы рассказали Марку Твену: про смерть всеми забытого и нищего Ришелье в Севастополе - и доверчивый писатель включил историю герцога в подобном виде в собственную книгу «Простаки за границей». При написании данной статьи автор опирается на биографию Э. де Варескьеля «Герцог де Ришелье», на «Дневник моего путешествия в Германию» авторства самого герцога, воспоминания его супруги и прочие источники, одно перечисление которых составило бы отдельную статью. Сам Варескьель при работе над своей книгой проштудировал в том числе и 40 ящиков архивов, касающихся герцога, которые с 1932 года находятся в фонде Ришелье в библиотеке Сорбонны - и которые до Варескьеля, как это ни удивительно, никто систематически не использовал. А между тем, эти документы проливают новый свет не только на жизнь Армана-Эмманюэля, но и на историю Реставрации до прихода Виллеля.

Миф:

Дюк Ришелье - уроженец Бордо.

Реальность:

Арман-Эмманюэль родился 24 сентября 1766 года в Париже, в доме маршала де Ришелье «Отель д’Антэн», на улице Нёв-Сен-Огюстен. В приходе Сен-Рок существует запись о его крещении, датированная 25 сентября 1766 года.

У герцога также был старший брат, Камилл, маркиз де Понкурле, который родился 27 февраля 1765 года и умер в июне 1767. После его смерти Арман-Эмманюэль, граф де Шинон, стал единственным наследником.

Факт, не уточнённый до конца:

Дюк Ришелье учился в коллеже Дю Плесси.

Реальность:

Обычно забывают добавить, что это - Сорбонна. Граф де Шинон учился там с 1774 по 1782 год. Ему было 15 лет, когда он вышел из коллежа.

Факт, не уточнённый до конца:

Причины странного брака с Розалией Рошешуар.

Реальность:

Абсолютно типичный брак в эту эпоху. Союзы заключались семьями без участия в переговорах детей, при этом дети зачастую находились в очень юном возрасте и сразу после заключения брака оказывались кто в монастыре, кто в отъезде за границу на несколько лет. Организацией брака графа де Шинона занимался глава семьи - маршал де Ришелье, руководствовавшийся запретом кардинала заключать союзы с семьями, которые не являются достаточно знатными. В отношении этого союза маршал всё продумал до мелочей. Состояние Ришелье было всё ещё огромно, но обременено невероятными долгами, на которые никто не обращал внимания и которыми до Армана-Эмманюэля никто всерьёз не занимался. Долги только накапливались - мужчины рода Ришелье любили швырять деньги на ветер. В этом плане приданое богатой невесты выглядело значительно надёжнее. Огромное значение имело положение семьи Рошешуар в обществе и тот факт, что бабушка кардинала была из рода Рошешуаров. У маршала, по всей видимости, существовала идея фикс о появлении в семье нового кардинала: даже женившись в третий раз в возрасте 84 лет, он мечтал о рождении сына, которого смог бы сделать кардиналом - более талантливого, нежели его нелюбимый сын герцог де Фронсак (отец Дюка). За неимением такового все надежды на возрождение славы семьи были возложены на плечи Армана-Эмманюэля, любимого внука, чьи таланты маршала приводили в восторг, а отсутствие семейных пороков - скорее разочаровывало.

Сразу же после заключения брака Арман-Эмманюэль уехал за границу.

Реальность:

Брачный договор будущих супругов был подписан королём в Версале 14 апреля 1782 года. Религиозная церемония имела место в субботу 4 мая в салонах и часовне отеля д’Антэн. После неё новоиспечённая супруга Аделаида-Розалия благоразумно вернулась к родителям на улицу Гренель. Арман-Эмманюэль уехал лишь в августе, спустя 4 месяца.

Подробности заграничного вояжа:

Зарубежные поездки тогда были в большой моде, и молодые французы обычно использовали их, чтобы всласть понасмехаться и поострить насчёт других стран и обычаев, а также шокировать окружающих своим невероятным самомнением. Для графа де Шинона же они являлись источником новых знаний, он продолжал самообразование, посещая государственных деятелей, литераторов и др. В 15 лет Арман-Эмманюэль производил сногсшибательное впечатление на окружающих. Куда он ни прибывал - повсюду вызывал восхищение. По отзыву аббата Годена, жители Бордо, негативно настроенные к маршалу и его роскошествам, были поражены, что 15-летний юноша ведёт себя как 40-летний мужчина, мудрый, образованный и добродетельный, свободно владеет иностранными языками и с лёгкостью беседует о войне и торговле. Опыт бесед с иностранными торговцами, имевший место в Бордо, впоследствии очень пригодится Арману-Эмманюэлю на службе в России. В Женеве он берёт уроки итальянского языка. Во Флоренции он встречает последнего принца Стюарта, в Риме общается с королём Швеции Гюставом III , который жил ранее в Париже под именем графа Гаагского, и с кардиналом Берни. Особого внимания заслуживает тот факт, что в Италии Арман-Эмманюэль был представлен австрийскому императору Иосифу II . Тот ненавидел французов за их высокомерие и бахвальство, однако, воспитанность и образованность юного графа де Шинона высоко оценил и с большим удовольствием общался с ним и в Италии, и в Вене. Позже Ришелье в своём «Дневнике» оставит весьма подробный портретимператора Иосифа и критическую оценку его государственной деятельности - ранг собеседника никогда не затмевал холодный разум герцога. Арман-Эмманюэль уже с молодости проявлял те черты, которые характеризуют будущего государственного деятеля: политическую осторожность, прагматизм, уважение к различиям и особенностям других стран и наций. В Вене граф де Шинон был принят в лучшем обществе: у принца де Линя, принца Кауница, маршала Ласси и др. Все поражались, что молодой француз столь скромен, чист, сдержан и уравновешен, что совершенно не соответствовало его 15-летнему возрасту - примеров такого поведения французы ранее не давали никогда. Венское общество герцог всегда будет любить более всех других за гостеприимство и любезность, и предпочитать разнузданности Парижа. Почтенное общество и холодно-нравоучительный тон немцев согласовывались с его характером. А вот встреча в Берлине с Фридрихом Великим, семидесятидвухлетним, глухим и презрительно считающим маршала «маркизом комедии» (о чём сам маршал никогда не узнает), пройдёт не так гладко.

Факт, не уточнённый до конца:

Количество языков, которым владел этот полиглот.

Реальность:

Два мёртвых - латынь и древнегреческий. Живые (кроме, разумеется, французского): немецкий, английский, испанский, итальянский, позже русский и немного турецкий. Граф де Ланжерон отмечал в своих мемуарах лёгкость, с которой Ришелье овладевал языками. Этой лёгкостью он был обязан своей отличной памяти и трудолюбию - она служила для него прекрасным средством познавать мир, и везде он был замечательно принят.

Дюк обладал скромной внешностью, которая не привлекала внимания женщин.

Реальность:

Все, кто знал в молодости маршала де Ришелье - величайшего развратника и сердцееда своей эпохи - поражались внешнему сходству внука с ним. Причём с той лестной разницей, что маршал роста был среднего, а в конце жизни вообще влез на огромные каблуки - Дюка же в свидетельствах из самых разных стран описывают высоким. По мнению Ланжерона, молодой граф де Шинон был стройным, с изящной фигурой, с приятным лицом, главным украшением которого являлись огромные чёрные глаза, полные огня и придававшие его лицу выражение одновременно одухотворённое и пикантное. Цвет его кожи был очень смуглым, волосы вились естественными кудрями, они были очень чёрными и поседели рано. Принц де Линь отмечает восхитительную красоту и идеальную мягкость. Позже своё поздравление с успехом и наградами за сражение при Измаиле он адресует «самому храброму и самому красивому из волонтёров». И отметит, что Ришелье был создан из того материала, чтобы нравиться дамам.

Арман-Эмманюэль узнаёт правду о своей супруге:

Воспоминание о мадемуазель де Рошешуар не оставляло графа де Шинона в течение двух лет его поездки. В замке Вережан мадам де ла Бутельер заметила, что Арман-Эмманюэль во время ужина достал из кармана портрет «своей красивой молодой жены», положил на колени и украдкой с восхищением разглядывал.

Мадам де Буань со слов своего отца описала встречу Армана-Эмманюэля с супругой после его возвращения из-за границы. Быть может, она излишне драматизировала эту историю, но в некоторых деталях определённо точна. По её словам, всё происходило у подножия лестницы Отеля д’Антэн.

«Старый маршал и герцог де Фронсак поставили между собой маленькое, горбатое спереди и сзади, чудовище всего 4-х футов роста, которое они представили графу де Шинон как подругу его жизни. Он отступил на три пары ступеней и упал без сознания на лестнице. Его отнесли в его комнаты. Он сказался слишком больным, чтобы появиться в салоне, написал родственникам о своей твердой решимости никогда не реализовывать до конца этот брак, к которому испытывал жестокое отвращение, уже ночью потребовал почтовых лошадей, и они отвезли отчаявшегося человека по дороге в Германию...»

Все описания герцогини, которые дошли до нас, согласуются. Мадам де Ла Тур дю Пэн утверждает, что Розалия окончательно стала горбатой в 14 лет, когда полностью сформировалась. Граф Леон де Рошешуар отнюдь не щадит свою родственницу, описывая её «горбатой спереди и сзади, горбатой как Полишинель, с огромным носом, огромными руками и очень маленького роста». Менее жестокий граф де Сен-При говорит о том же. По его словам, граф де Шинон нашёл её в таком состоянии, что замаскировать её внешность было невозможно. Любое искусство оказалось бессильно перед такой немилостью природы. Эта трагедия будет длиться всю жизнь Дюка де Ришелье. 3 мая 1814 года, увидев герцогиню де Ришелье в Елисейском дворце, поражённый Александр I писал одному из своих адъютантов: «Я теперь понимаю поведение герцога де Ришелье по отношению к его жене. Ах! мой дорогой, она уродлива и ужасна. Я ему верю, что у неё много душевности и замечательных качеств, но в возрасте двадцати лет нужно было нечеловеческое мужество, чтобы видеть подобное уродство.»

При этом мадам де Ла Тур дю Пэн отмечает её талант музыкантши, ангельский голос, разностороннее образование, восхитительный характер и высокий дух. Романтичная натура, Аделаида-Розалия испытывала к мужу глубокую и искреннюю привязанность, которая в конце её жизни станет чем-то вроде тайно почитаемого культа. Он же большую часть своей жизни прожил вдалеке от неё.

Продолжение следует…

(и следует нескоро в связи с огромным объёмом изучаемого материала))))

- «домашний герцог одесситов», как очень метко назвал его когда-то поэт Юрий Михайлик. Уходили и приходили люди, время ломало памятники, уничтожало погосты и дома, но этот монумент устоял вопреки всему. Хотя был, надо признать, момент, когда судьба «Дюка» висела буквально на волоске. Пламенный борец с «безродными космополитами», тогда директор публичной библиотеки и «краевед», В.А. Загоруйко усердно добивался демонтажа этого символа города.

В чем же заключается феномен личности Ришелье?

Почему по большей части безответственная и не чересчур благодарная человеческая память сделала для него исключение? Ответ на этот вопрос прямо и однозначно прозвучал еще в дореволюционной России:

«Гуманность и культурность - весьма редкие на высших административных постах империи - как раз и составляли сущность Ришелье как руководителя и человека».

Никто не сделал больше для Одессы и одесситов, чем Дюк. Даже М.С. Воронцов, который, несмотря на всю свою масштабность, следовал уже в русле начинаний своего выдающегося предшественника, развивал и дополнял их. Это Ришелье открыл город Европе и миру, чем всё и сказано исчерпывающе.

Пользуясь неограниченными полномочиями, дружеским расположением монарха, значительными бюджетными средствами, Дюк заложил основы инфраструктуры Одессы как крупнейшего пункта транзитной торговли между Востоком и Западом. Это он наладил хлебный экспорт, пригласил и помог обустроиться колонистам аграриям из Германии, Франции, Швейцарии и других стран, превратил Одессу в европейский город, освободил от непомерных налогов, сформулировал идею порто-франко , реализованную уже при его преемнике, Ланжероне . Соблюдая интересы и государственные, и региональные, Ришелье добился того, что хлебная торговля России и Турции не прекращалась даже тогда, когда они находились в состоянии военных конфликтов! Это он спасал город и край от свирепой чумы; рискуя жизнью, лично посещал зачумленные кварталы и дома, ободряя горожан и поистине делясь с ними последним куском хлеба. Это Дюк отдал все деньги, заработанные на службе в России, для создания в Одессе наиболее значительного на Юге учебного заведения - лицея, второго в державе после Царскосельского. Это он построил городскую больницу и театр, в котором выступали лучшие в империи оперные труппы. Можно утверждать, что на этой южной окраине России с его подачи возник подлинно европейский портовый город со всеми атрибутами - самоуправлением, биржей, коммерческим судом, карантином, транспортными морскими конторами, страховыми и банковскими учреждениями, благотворительными, учебными, культурными заведениями и др.

Одиннадцать лет (1803 - 1814) Ришелье прожил в небольших помещениях, на первом этапе «меблированных» табуретами и топчанами без лакового покрытия, в обстановке, лишенной намека на роскошь. Его рабочий день продолжался чуть не 17 часов. Всё делопроизводство он фактически вёл сам, причем ответные документы составлял на тех языках, на каких к нему обращались. Питался Дюк очень скромно, а немногочисленную канцелярию содержал за свой счет. Ежедневно обходя или объезжая город, он вникал во все мельчайшие дела, беседуя с купцами, подрядчиками, военными, медиками, мастеровыми, гостями города, иностранными консулами, простонародьем, посещал все общественные и частные балы. Серьезно обеспокоенный проблемой озеленения Одессы и прилегающих к ней безводных территорий, Ришелье лично выписывал из-за рубежа недешевые саженцы и затем постоянно инспектировал буквально всякое высаженное деревце, строго взыскивая виновных за нерадивость.

Вся изложенная информация обретает иное звучание, если учесть, что Дюк - рафинированный представитель столь же знатного, сколь и древнего аристократического рода, что один из его предков - знаменитый кардинал, всесильный министр Людовика XIII, несколько скомпрометированный, правда, Дюма отцом в «Трех мушкетерах». По смерти в 1642 году кардинала де Ришелье его фамильный замок на берегах Луары и герцогство перешли к внучатому племяннику, Арману Ришелье, который был пэром Франции, начальником флота и войск, дислоцировавшихся по всему Леванту. Это обстоятельство и породило путаницу с двумя разными Арманами де Ришелье. Во всяком случае, как вы понимаете, нашего Дюка в 1642 году просто еще не существовало физически, поскольку он родился через 124 года, в 1766-м.

Какими же родственными узами, в свою очередь, связаны эти два разных Армана?

Всё тут довольно просто. Внучатый племянник кардинала передал все свои регалии и владения сыну, Луи Франсуа де Ришелье - французскому маршалу, широко известному своими многочисленными альковными похождениями. Этот любвеобильный маршал оставил титул сыну, герцогу Фронсаку, а уж тот - своему наследнику, графу Шинону, нашему одесскому Дюку. Таким образом, герцог АрманЭм мануил дю Плесси де Ришелье одновременно носил титулы графа Шинона и герцога де Фронсака. Вот и выходит, что Дюк - прапраправнучатый племянник кардинала Ришелье.

Столь грандиозная и завидная родословная не помешала херсонскому военному губернатору и первому одесскому градоначальнику быть самым, пожалуй, гуманным из всех администраторов, которых знала Одесса. Судя по всему, и Франция не знала лучшего премьер-министра, нежели Ришелье, а именно этот первостепенный пост он занимал после возвращения в Париж. Когда Дюка не стало (1822), император Александр Павлович, искренне считавший Ришелье близким человеком и конфидентом, сказал французскому послу:

«Я оплакиваю герцога Ришелье как единственного друга, говорившего мне правду. Он был образцом чести и правдивости».

Тогда же во французской академии прозвучали слова: «Он не призывал к добру, но умел его подготавливать и приближать».

Хочу подчеркнуть еще один чрезвычайно значимый в биографии нашего города момент. Если бы Дюк не выбрал невзрачную и захудалую тогда Одессу в качестве административного центра огромного региона - а ведь он вполне мог остановиться на куда более обустроенных тогда Николаеве, Херсоне или, скажем, на каком-либо из портов Крыма, её блистательная будущность оказалась бы под большим вопросом…

«Едва ли история знает человека, о котором все источники отзывались бы с таким единодушным одобрением...
Сплошная похвала, воздаваемая и русскими, и иностранцами деятельности Ришелье, удивляет каждого... В его деятельности нет возможности указать ни одной темной точки».
Из книги, выпущенной к столетию Одессы. 1894 год

Император Александр I в шутку благодарил Французскую революцию за то, что она подарила России герцога Ришелье. В самом деле: в пестрой истории Отечества не найти другого вельможи, которого иначе как добрым словом не помянешь. И даже если какому-нибудь сумасшедшему вздумается поснимать с пьедесталов все памятники на свете, от «нашего» Ришелье особенно не убудет. Во-первых, бронзовая фигура на Приморском бульваре абсолютно не имеет сходства с ним подлинным. А во-вторых, и это, пожалуй, главное, — памятником ему стал весь город...

«Какой ты, к черту, Ришелье, — гремел дедушка-маршал, — если за две недели не смог истратить пустячную сумму!» Сорок луидоров, подарок любимому внуку, к удовольствию прохожих, звякнув, полетели в окно...

В самом деле, великий кутила, мот и обожатель дам, дедушка-герцог решительно не мог понять, в кого пошел маленький Арман. С достославных времен «Первого Ришелье» — правой руки короля и негласного хозяина всей Франции — они были богаты, очень богаты. Знаменитый кардинал вкупе с немереным добром передал мужчинам их рода неуемное тщеславие, страсть к интриге и умение жить на всю катушку. Так в кого же уродился сей отпрыск, засыпающий с Вергилием в обнимку? Вместе с тем сходство с портретом деда-кардинала поразительно — ясно, что будет высок и тонок, с чуть горбатым, как у всех Ришелье, носом, глаза — яркие, темные, блестящие. Да и титулов у маленького Армана столько, что устанешь перечислять.

Он родился в 1766 году и, рано потеряв мать, при равнодушно-холодном отце остался, в сущности, сиротой. К счастью, мальчика вскоре отдали в лучшее учебное заведение того времени, основанное, кстати, еще кардиналом. Обстановка в училище была спартанская. Молодой аббат Николя — воспитатель Армана, всей душой привязался к мальчику. Юный герцог был первым учеником, блестяще говорил на пяти языках, был вынослив, прекрасно фехтовал и ездил на лошади.

Ему не исполнилось и 15, когда судьба, по сути, лишила его навсегда полноценной семьи. По обычаям того времени отпрысков знатных фамилий, закончивших образование, полагалось женить. И пусть ранний брак не такая уж большая беда. Для Армана беда заключалась в невесте — тринадцатилетней герцогине Розалии де Рошенуар, страшной как смертный грех. Искривленное тельце, горб на спине и груди, лицо, на которое трудно смотреть без жалости и ужаса, — вот портрет той, с кем пошел под венец красавец Арман.

Невозможно представить, что заставило родню юного герцога пойти на столь безумный шаг. Все, писавшие о пребывании Ришелье в России (а их совсем немало), никак не прояснили ситуации, однако смело можно утверждать, что безобразная внешность невесты не была преувеличением. Своеобразная развязка этого нелепого брака наступила сразу после венчания. Новобрачный в сопровождении аббата Николя, не пожелавшего расставаться со своим воспитанником, уехал в путешествие по Европе. Впоследствии никаких супружеских отношений у этой пары не было. Правда, к чести Розалии де Ришелье, у нее хватило здравого смысла не навязывать себя мужу. Ей удалось завоевать его уважение. Всю последующую жизнь они... переписывались, правда, вполне дружески и участливо.

Арман вернулся через два года и получил одну из первых придворных должностей. Окунувшись в мир Версаля, пропитанный духами, интригами и злой скукой, первый камергер Людовика XVI быстро почувствовал себя худо и стал подумывать, как бы получить у короля разрешение на новое путешествие. Но тут вдали зарокотало. Франция стояла на пороге революции...

14 июля 1789 года взбунтовавшиеся парижане взяли Бастилию. Маркизы и бароны, загрузив кареты, отправлялись в отдаленные имения, надеясь переждать грозу. Ришелье оставался среди тех, кто был готов умереть за короля, но не нарушить присяги. Сам же Людовик, казалось, не понимал серьезности ситуации. Во всяком случае, именно он настоял, чтобы молодой Ришелье пустился в путешествие, о котором тот давно мечтал. Уже в Вене герцог узнал, что король насильно увезен воинствующей толпой черни в Париж. Он срочно возвращается во Францию, чтобы стать под знамена войск, верных королю. Но то время, когда еще можно было переломить ситуацию, беспощадно уходит: Франция все глубже погружается в водоворот революции.

Ришелье снова в Вене. Здесь, в доме фельдмаршала де Линя, доброго знакомого российской императрицы Екатерины и знаменитого Потемкина, герцог, вероятно, впервые слышит яркие, полные романтики рассказы фельдмаршала о героическом русском войске, о победоносных походах Суворова, о громадной загадочной стране, что скрестила сейчас шпаги с турками, утверждаясь на Черном море. Новороссийск, Крым, Измаил — все это звучало как музыка.

Все изменилось в считанные мгновенья. Де Линь получил письмо от Потемкина, где между строк вычитал информацию о готовившемся штурме Измаила. Заручившись рекомендательным письмом к Потемкину, Ришелье устремился на восток. В Бендеры — ставку Потемкина, он прибыл на банальной почтовой карете — лошадь пала от бешеной гонки. Герцог не простил бы себе, если бы опоздал к штурму. Он успел вовремя. Но...

Развалины пылающего Измаила, среди которых слышны были женские крики и плач детей, — все это потрясло Ришелье несравнимо больше, чем долгожданное ощущение победы. «Надеюсь, я никогда не увижу столь ужасного зрелища», — писал он. Между тем его поведение как воина было безупречно. Он был удостоен Георгиевского креста 4-й степени и именного оружия «За храбрость».

До Екатерины дошли слухи, человек какой громкой фамилии сражается под ее знаменами. Казалось бы, в русской армии, где уже было немало иностранцев, привлеченных ее боевой славой, для герцога открывался путь к успешной карьере. Но он не воспользовался этим. Возможно, не последнюю роль сыграло то, что романтика войны рассеялась для него быстрее, чем дым над поверженным Измаилом. Герцог понял, что гибель от его руки кого бы то ни было, разрушение чьего-то дома — совсем не то, что жаждет его душа.

Но и в революционной Франции, куда он вернулся, его также ждала ужасная картина издевательств одних над другими, переполненные тюрьмы, беззаконие, произвол. Он признавался: «Ехать в Париж мне было страшнее, чем было бы трусу участвовать в штурме Измаила».

Теперь Ришелье именовался «гражданином» — Учредительное собрание приняло решение отменить дворянские титулы.

Огромное состояние бывшего герцога было национализировано. (Кстати, уже позднее, во времена Наполеона, когда отношение к аристократам стало другим, Ришелье мог вернуть себе все. Для этого ему лишь стоило обратиться к Наполеону как к императору. Ришелье не сделал этого.)

Впереди явно были тюрьма и смерть. Но герцог не хотел бежать, сделавшись эмигрантом. Он явился в Учредительное собрание, дабы на законных основаниях получить заграничный паспорт. Этот крайне рискованный поступок сошел Ришелье с рук: тогда маховик террора еще не заработал в полную силу. И летом 1791 года Ришелье уехал в Россию. В Петербурге его ласково приняла сама Екатерина, приглашая на свои эрмитажные собрания для сугубо узкого круга. А вскоре у них появилась весьма серьезная тема для бесед: из Франции хлынул бурный поток эмигрантов, малыми и большими ручьями растекаясь по всей Европе. Далеко не все смогли увести золото и драгоценности, а значит, большинство было обречено на горькое полуголодное существование. Судьба несчастных соотечественников не давала Ришелье, получившему от императрицы чин полковника, покоя.

Сегодня немногие знают, что в нашем Приазовье 200 лет тому назад могла образоваться некая «Новая Франция» в составе Российской Империи. Герцог Ришелье выдвинул идею заселения этих теплых краев бежавшими от революционного топора. Императрица согласилась. Планировалось, что в Приазовье для прибывающих будет построен небольшой город, каждому беженцу даны участки земли, позволяющие добывать необходимое пропитание. Ришелье отводилась роль начальника этой колонии.

Окрыленный, да еще с приличной суммой — в 60 тысяч золотом на оплату дорожных расходов эмигрантов к месту переселения, он отправился в Европу, чтобы решить все организационные проблемы. Увы! Старания герцога оказались напрасными — натерпевшиеся страха и горя люди, поняв, что их приглашают не в Петербург или в Москву, а в дальний, необжитой край, отказались, решив не рисковать.

И должно быть, поступили благоразумно: довольно скоро человеколюбивый порыв Екатерины сменился равнодушием. Это, к несчастью, типичное для всех времен и народов отношение к эмиграции как к лишней и весьма обременительной проблеме. После провала проекта герцог уехал командовать полком — в Волынскую губернию. «Медвежьи углы», пугавшие многих, для него были тем, что надо, существенно расширяя поле для деятельности. Начальство заметило его рвение и исполнительность, и, будучи в чине генерал-майора, Ришелье был назначен командиром Кирасирского полка Его Величества Павла I, ставшего самодержцем после смерти матушки Екатерины в 1796 году. Полк Ришелье, расквартированный в Гатчине, постоянно маршировал на плацу, ввергая Павла в ярость из-за малейшей промашки. В глазах царя этот француз уже за то был достоин головомоек, что отбывшая в небытие ненавистная матушка оказывала ему всяческие любезности. И тут сомнительным, но все же утешением было для герцога то, что от вспыльчивости отца-монарха страдали все без исключения, в том числе и великий князь Александр. «Передать: дурак, скотина!» — кричал Павел адъютантам, и те, пряча глаза, отправлялись к наследнику престола с подобным донесением. Александр, познакомившись с Ришелье еще на эрмитажных собраниях Екатерины, именно в эту пору сблизился с ним. Великий князь видел в знатном французе редкую для двора натуру, живущую высшими помыслами, чуждую лести, тщеславия и интриганства. В скором будущем этот факт сыграл в судьбе Ришелье решающую роль...

Гатчинская служба герцога, как и следовало ожидать, закончилась скоро. Ришелье терпеть не мог оскорблений, а Павел I — его. Итог — отставка.

В 37 лет, когда другие пожинают плоды достигнутого, находясь в самом расцвете карьеры, герцог не мог блеснуть никакими достижениями. Революция отобрала у него родных и друзей (некоторое время в тюрьме провела и Розалия де Ришелье, но чудом спаслась), в России его карьера тоже рухнула и, похоже, безвозвратно, приходилось задуматься о куске хлеба в буквальном смысле. Он пытался служить, но бесполезно. Наконец, добрался до Вены, где отставной генерал русской армии и первый камергер короля Франции (пусть и обезглавленного) питался на полтора франка в день, не позволяя себе навещать знакомых во время обеда.

Однажды, узнав, что на российский престол взошел его давний знакомый, Александр Павлович, герцог, следуя всем правилам вежливости, на свои жалкие крохи отправил ему поздравления. Ответ пришел незамедлительно:

«Мой дорогой герцог!
Пользуюсь свободною минутою, чтобы отвечать Вам и выразить, мой дорогой герцог, насколько я был тронут всем сказанным Вами в Вашем письме. Вам известны мои чувства и мое к Вам уважение, и Вы можете судить по ним о том, как я буду доволен увидеть Вас в Петербурге и знать, что Вы служите России, которой можете принести столько пользы. Примите уверения в искренней моей к Вам привязанности.
Александр».

Это письмо вернуло герцога в Россию. Осенью 1802 года он уже был в Петербурге, откуда с восторгом писал в Париж тем, кто еще мог получить письмо, что русский император ссудил его приличными деньгами и подарил имение в Курляндии. Но главный подарок Александра, как оказалось, был впереди.

Император предложил ему выбор: либо службу в Петербурге в гвардии, либо градоначальство в Одессе.

«Одесса? Что это и где?» — мог бы спросить герцог... 10 с небольшим лет назад адмирал де Рибас занял в Крыму маленькую турецкую крепость Хаджи-бей, а в 1794-м Екатерина высочайше повелела основать там город, который и решили назвать Одессой.

Назначенный «главным по городу Одесса», де Рибас, человек несомненных деловых качеств, но никогда не забывающий о собственном кармане, в 1800 году был смещен с должности за злоупотребления. Публика в городе обосновывалась непростая. Помимо старожилов этих мест: татар, греков, албанцев, евреев, сюда, где не было ни суда, ни права, наплыло столько всякого жулья, что Одесса, еще не выбравшись из «нежного возраста», получила малопочтенное звание «помойная яма Европы».

«Какой ужасный это был город», — восклицает журнал «Русская старина», цитируя автора книги «Одесса в первую эпоху ее существования», утверждающего, что новорожденный русский порт весьма смахивает на пиратскую колонию. Трехлетнее же безначалие окончательно доконало будущую жемчужину.

Ришелье выбрал Одессу. Так начался его звездный час. Впрочем, наступал и звездный час Одессы. Города, как и люди, имеют свою судьбу. И порой она дело слепого случая. Почему именно Ришелье? Мог ли тогда кто-нибудь думать, что с этой поры Одесса станет не просто географической точкой, а символом некой мифической, особо привлекательной жизни, которой нет больше ни в одном городе на земле.

Итак, в марте 1803 года генерал-майор русской службы Эммануил Осипович Ришелье прибыл к месту назначения. Его никто не ждал. С большим трудом герцог нашел одноэтажный, в пять тесных комнат, дом.

Ему оставалось только упасть на стул и схватиться за голову. Но, как писал Марк Алданов в блистательном очерке о Ришелье: «Градоначальник был. Города не было». То есть даже сесть было не на что. Во всем городе не нашлось ни одного заведения, торгующего мебелью. Бывший обитатель Версаля, на первых порах довольствуясь обычными лавками, выписал из Марселя дюжину стульев. Пожалуй, ни один градоначальник не вступал в должность таким образом...

Ну а Ришелье начал... с городской казны. А там давненько не только ничего не звенело, но даже не шуршало. Сей порт был гол и нищ, как церковная крыса. Его обирала местная мафия. Его душило налогами министерство финансов.

Ришелье не на жизнь, а на смерть сцепился с двумя этими противниками. Портовые сборы были отменены: все равно деньги оседали в карманах таможенников. Открылось ссудное отделение банка, контора морского страхования товаров, был учрежден коммерческий суд для разбора конфликтных сделок. И в Одессу буквально хлынули купцы.

При поддержке императора в 1804 году герцог добился снятия с Одессы налогового бремени хотя бы на время. Он сумел доказать целесообразность свободного транзита для всех товаров, привозимых морем в Одессу и даже направляемых в Европу. А еще почти что с неба свалившийся француз-начальник вызвал к себе оборотистых одесских «братков», усадил на свои лавки и с убийственной вежливостью попросил срочно передать в казну все незаконно захваченные городские земли. Герцог говорил с некоторым акцентом, но поняли его хорошо. И ведь не отравили, не застрелили, не зарезали. Нравы, что ли, были мягче?

Шло время. Город менялся, и менялся неузнаваемо. Стоит сказать, что та Одесса, которую мы знаем сегодня: с прямыми, широкими, четко спроектированными улицами — дело рук Ришелье. Но для того, чтобы разномастные, кое-как слепленные жилища вкупе с проплешинами огромных пустырей, по которым ветер гонял пыль и колючки, сменились на европейски элегантные постройки, нужны были деньги. Конечно, благодаря льготам, которых добился герцог, казна больше не пустовала. Но ведь и инвестиции из Петербурга были весьма незначительными.

Не случайно многие, писавшие о Ришелье, подчеркивали, что город был выстроен «буквально на гроши». Надо учитывать и то, что у герцога не было той силы, которая давала в России рост дворцам и городам, — крепостных. Одесса не знала рабского труда, а за каждый кирпич, положенный вольнонаемным человеком, приходилось платить. Ну и, разумеется, самый большой кусок доставался вовсе не тем, кто его честно заработал. Как справлялся герцог с традиционно недобросовестной массой подрядчиков, поставщиков, маленьких и больших управляющих стройками, которыми буквально вздыбилась Одесса, — уму непостижимо. Но факт остается фактом — ничего не осталось недостроенным, брошенным, во всем была поставлена необходимая точка.

«Перечисляю, — писал М.Алданов, — только главное из того, что было сделано при нем (Ришелье. — Прим. авт.) в Одессе: проложено множество улиц, в 50 футов шириной каждая, разбиты сады, выстроены собор, старообрядческая часовня, католическая церковь, синагога, две больницы, театр, казармы, рынок, водоем, благородный воспитательный институт (впоследствии Ришельевский лицей), коммерческая гимназия, шесть низших учебных заведений, «редут с кофейным заведением» и «променная контора». Прибавим к этому красавицу набережную, гостиницы, систему уличного освещения».

Список достоин внимательного прочтения. Это не только свидетельство давно отгрохотавшего строительного бума, который дал России и миру великолепный город-порт. В сухом перечне «объектов» с абсолютной и неоспоримой точностью отразилась сама человеческая сущность Ришелье.

Заметьте: он строил культовые здания для всех конфессий без исключения, утверждая тем самым равенство граждан Одессы, независимо от количества тех, кто верил в Магомета, и тех, кто исповедовал старообрядчество.

Весьма интересен и «редут с кофейным заведением». Это большой танцевальный зал под открытым небом с гостиницей и рестораном. По тому, что такая потребность вообще возникла, видно, как менялась атмосфера в городе. Есть же какая-то нематериальная, но совершенно ощутимая связь между количеством обывателей, выходящих на вечерние улицы повеселиться, и криминогенной обстановкой. «Временная стоянка всевозможного сброда», Одесса теперь освобождалась от скверны, становилась неопасным городом. Это обстоятельство для Ришелье имело очень важное значение, причем не только в моральном, но и в экономическом отношении. Он хотел, чтобы европейская торговая элита пустила здесь корни, отстраивая для себя особняки и открывая отделения своих фирм. А еще он делал все, чтобы просвещенное российское дворянство не брезговало городом-новостройкой, устраиваясь здесь всерьез и надолго, ощутив все прелести цивилизации.

Мало кто знает, но любое напоминание о «цветущих акациях» Одессы по справедливости должно возвращать нас опять же к фигуре Ришелье.

У него было совершенно особое отношение к природе. Он тонко чувствовал прелесть сурового пейзажа: застывшая каменистая степь и живущее своей вечно неспокойной жизнью море. Не подлежало сомнению одно — Одессе не хватает растительности. Перед герцогом стояла задача гораздо более трудная, чем сооружение зданий из бесчувственного кирпича. Каменистая почва, ни капли дождя месяцами, редкие источники пресной воды — вот при таких исходных данных герцог задался целью сделать из Одессы цветущий оазис.

Ученые-садоводы предупреждали его о тщетности подобных попыток, разводя в бессилии руками. Герцог взялся за дело сам. Он изучил почвенные условия Одессы и ее окрестностей, выписал несколько видов растений и занялся их акклиматизацией. Его опыты показали, что саженцы белой акации, привезенные из Италии, дают надежду. Хорошо чувствовали себя в опытном питомнике герцога тополь, ясень, бузина, сирень; из плодовых: абрикос и вишня.

И вот по распоряжению и при непосредственном участии Ришелье вдоль одесских улиц двойными рядами стали высаживать тоненькие побеги акации. Хозяевам домов, перед которыми оказывались саженцы, вменялось в обязанность выхаживать их буквально как младенцев во что бы то ни стало.

Каждый день, объезжая город и замечая где-то привядшие листочки, герцог останавливался, заходил в дом и грустно сообщал хозяевам, что теперь из-за их нерадения придется самому поливать «их акацию». Как правило, таких случаев дважды не повторялось.

Одесса, как и вся Новороссия, обожала Ришелье. Это была абсолютная, неслыханная, никем, пожалуй, не превзойденная популярность, обильно пропитавшая все слои разномастного одесского общества сверху донизу. В их градоначальнике материализовывалось все то, во что они и верили. Оказывается, человек, облеченный властью, может быть честен, бескорыстен, справедлив, милосерден.

Герцог Ришелье был близорук. Проезжая по улицам Одессы, он просил кого-нибудь из сопровождающих дать ему знать, если на ближайших балконах появятся дамы. В таких случаях герцог снимал шляпу и галантно раскланивался. А иногда, будучи в одиночестве и не желая обидеть прекрасный пол, он на всякий случай приветствовал абсолютно пустые балконы. Жители замечали это, посмеивались и...еще больше любили «своего Эммануила Осиповича».

А в памятном 1812 году этот редкостный человек за более чем непростые годы служения чужой стране и чужому народу, не растеряв ничего из своей природной утонченности, показал себя настоящим стоиком.

Невозможно представить, что перед Ришелье, с его обостренным чувством чести и совестливости, весть о вступлении Франции в войну с Россией не поставила трудных вопросов... Нет, Ришелье не отказался от своей родины. Он предпочел остаться французом, преданным России. Хотя если герцог вообще был способен кого-то ненавидеть, то таким человеком был Наполеон. Для Ришелье он всегда был наглым самозванцем, а теперь, ввиду перехода русской границы, стал демоном, ввергшим Францию в пропасть. «Эммануил Осипович» уже хорошо знал Россию и ее граждан, чтобы не понимать, чем закончится этот поход для французов. Он «определился» в своей позиции быстро и совершенно четко.

Манифест о начале военных действий был получен в городе 22 июля, и через несколько дней Ришелье в Собрании представителей всех сословий Одессы обратился с призывом «явить себя истинными россиянами» и жертвовать на борьбу с Наполеоном. Сам Ришелье отдал все, что у него было, — 40 000 рублей.

Император Александр отказался удовлетворить его просьбу об участии в боевых действиях. И на то была серьезная причина: в Одессе вспыхнула эпидемия чумы. В августе рокового 12-го в городе внезапно умерло около тридцати человек. Одесса, которую и раньше навещала зловещая гостья, не знала о тех мерах, которые на сей раз предпринял градоначальник. Чтобы чума не попала в глубь страны, по Днестру и Бугу были выставлены кордоны. Весь город был поделен на сектора, за каждым из них закреплялось официальное лицо. Все крупные здания были превращены в больницы. А так как эпидемия все же не утихала, в ноябре был установлен общий карантин: никто не смел покидать свое жилище без специального разрешения. Еду разносили по квартирам строго два раза в день. По прилегающим холмам строили времянки, переводя туда жителей из зараженных жилищ.

Даже сейчас от описаний Одессы той поры веет жутью — мертвая тишина на улицах, горящие костры, телеги, увозившие горы мертвых тел. И в этом безлюдье — высокая, сухопарая фигура герцога была как вызов смерти. Каждое утро в 9 часов его видели на площади у собора, где был организован «командный пункт спасения» и откуда он вместе с помощниками начинал свой рейд по измученному городу.

«Он с опасностью для собственной жизни являлся там, где болезнь особенно свирепствовала, утешал страждущих и лично подавал им помощь, от умиравших матерей принимал на руки оставшихся младенцев», — писали современники о героическом поведении градоначальника.

Однажды Ришелье оказался свидетелем того, как насмерть перепуганные жители не хотели хоронить умерших соседей. Герцог сам явился туда, взял лопату и стал рыть могилу. Это устыдило людей. «Строгий к самому себе, неутомимый, самоотверженный, он подавал пример всем окружающим. В его присутствии, на его глазах немыслимо было сидеть сложа руки и относиться ко всему кое-как». Да, герцог стоически выдерживал огромную физическую и психологическую нагрузку, однако по его письмам видно, что мор в Одессе он переживал как личную трагедию. В письме к императору от февраля 1813 года Ришелье называл чумную Одессу настоящим адом.

Но как только удалось страшную гостью выгнать из города, Ришелье с новой силой взялся за свое: писал предложения по дальнейшему благоустройству Новороссийского края, рассуждал о пошлинах, словом, всячески радел о будущем любезной его сердцу Одессы.

Стоит вникнуть в собранные в 54-м томе «Сборника Императорского Русского Исторического общества» письма Ришелье во Францию, чтобы понять, до какой степени этот человек не мыслил себя без Одессы. И долго еще отголоски рассказов о его проводах, запечатленные на пожелтевших газетных страницах, говорили о том, каким для нее, Одессы, эти проводы стали горем.

«День отъезда герцога был днем траура для Одессы; большая часть населения провожала его за город, посылая ему благословения, и более 2000 человек следовало за ним до первой почтовой станции, где приготовлен был прощальный обед. Герцог был рассеян и печален, как и все провожавшие его. Каждый старался сдерживать себя, чтобы не слишком огорчать герцога; но выражение печали обнаруживалось против воли: предчувствие, что герцог более не возвратится, было написано на всех лицах. Пошли взаимные сердечные излияния; герцог просил, чтобы ему дали уехать; подняли бокал за благополучное путешествие и возвращение. Крики «ура» огласили степи; но скоро они были заглушены рыданиями: чувство печали взяло верх, и все кинулись, так сказать, на герцога, собиравшегося сесть в экипаж; его стали обнимать, целовать ему руки, край его одежды; он был окружен, стеснен толпою и сам залился слезами. «Друзья мои, пощадите меня...», и несколько лиц понесли его к экипажу...»

Почему Ришелье уехал? Поражение в войне возвело, наконец, на трон очередного Бурбона — Людовика XVIII. Призыв короля помочь отечеству в тяжелую послевоенную пору не мог оставить герцога безучастным. Едва ли ему хотелось покидать Одессу, свое дорогое дитя, вырванное из равнодушных, хищнических рук. Но этот Ришелье был человеком долга и, как его называли, «рыцарем монархизма».

Он уезжал все из того же, теперь уже, пожалуй, самого маленького, в Одессе дома, который дал ему кров почти 12 лет назад, одетый все в ту же неизменную шинель, которую знал весь город. Он ничего не нажил за годы труда непосильного и вдохновенного одновременно. Даже дачу, устроенную в Гурзуфе, ему пришлось продать «за недостатком средств».

В целом карьера политического деятеля во Франции Ришелье не удалась. Он был слишком честен и благороден для этого ремесла. Ему не нравился и общий настрой общества: ненависть, злоба, нетерпимость. Уход в отставку означал для него нищету, но Ришелье это не остановило. Хотя о степени его бедности свидетельствует тот факт, что ему пришлось продать свои русские ордена, украшенные алмазами. Он вел обширную переписку с одесситами, всем интересовался, посылал семена и саженцы. Воистину «где сердце наше, там и место наше».

Его парижское окружение меж собой считало герцога «человеком России», не очень доверяло ему, иронизируя, что нет такого француза, который бы лучше знал очертания крымских берегов, чем герцог Ришелье. Что ж, уж последнее-то точно было правдой!

Остались свидетельства того, что герцог все-таки собирался вернуться в Одессу. В январе 1822 года он писал старому другу, одесскому негоцианту Сикарду:

«Я намерен посетить вас будущим летом. Я не могу сделать этого ранее, потому что не преминут сказать, что я еду продавать России тайны Франции».

До того лета Ришелье не дожил. Он, человек спартанской закалки, никогда не болевший, пройдя невредимым через турецкие пули и чуму, умер мгновенно, в 55 лет, как писали — «от нервного удара». Одесский градоначальник был последним из рода Ришелье...

Надпись на латунной табличке памятника «Дюку» на Приморском бульваре в Одессе:

«Герцогу Еммануилу де Ришелье,
управлявшему с 1803 по 1814 год
Новороссийским краем и положившему основание
благосостояния Одессы, благодарные
к незабвенным его трудам жители всех сословий».

Людмила Третьякова

Арман Эмманюэль София-Септимани де Виньеро дю Плесси, пятый герцог де Ришельё, известный всему постсоветскому пространству как Одесский Дюк был праправнучатым племянником знаменитого кардинала, всесильного министра в царствование Людовика XIII. Все полученные от короля титулы кардинал, не имея в силу своего духовного звания прямых наследников, завещал внуку своей сестры, чьим прямым потомком и являлся Дюк.

Арман Эммануэль Софи-Септимани де Виньеро дю Плесси, граф де Шинон, 5-й герцог Ришельё (фр. Armand Emmanuel Sophie Septemanie de Vignerot du Plessis, 5eme duc de Richelieu; 14 сентября 1766, Париж — 17 мая 1822). Портрет работы Т. Лоуренса из собрания Елизаветы I
Фото: sco.wikipedia.org

Пятый герцог Ришелье родился в Париже 25 сентября 1766 г. Благодаря своему знатному происхождению, он в возрасте 17 лет получил высокую придворную должность камергера. Но блеск большого света мало привлекал юного отпрыска знаменитой фамилии. Возможно, он считал, что почести достаются ему слишком легко. Поэтому, он не стремился жить в Париже, и события Великой французской революции застали его далеко от французской столицы. В 1790 г. Ришелье находился в Вене, где до него дошло известие о намерении русского командования штурмовать Измаил, мощную турецкую крепость в устье Дуная. Герцог тотчас выразил желание поступить на русскую службу и принять участие в этом славном деле.

Надо заметить, что ни пребывание в Вене, ни поступление в иностранное войско не были на тот момент политической эмиграцией, в полном смысле этого слова. В 1790 г. маховик революции ещё не набрал оборотов, большинство французских аристократов не считали жизнь на родине опасной. Многие ожидали перемен к лучшему. Сам Людовик XVI находился на троне, и не вполне осознал, что является, по сути, пленником своих подданных. По-настоящему жёсткие формы революционные события начали приобретать лишь после попытки к бегству, предпринятой королём в 1792 г.

Но ещё задолго до взятия Бастилии, имевшем место, как известно, 14 июля 1789 г., многие французские дворяне искали поприща за границей. Царствование Людовика XVI представлялось скучным и малоперспективным аристократам, единственным достойным занятием для которых считалась война. Многие поступали в иностранную службу. Мелкопоместные дворяне надеялись сделать карьеру, те, чью карьеру делала родословная, искали самореализации. Так, маркиз Лафайет и граф Ланжерон сражались за независимость Америки, многие устремились в расширяющую свои границы Российскую империю. Были и более экзотические варианты, например, - Турция. Кому служить было не так уж принципиально. Граф де Дама в ответ на вопрос, почему, собственно, он предложил свою шпагу русскому, а не турецкому правительству, ответил: "Потому что если я провинюсь в России, то мне отрубят голову; а если я провинюсь в Турции, то меня посадят на кол". Некоторых его соотечественников такие соображения не пугали. В мемуарах Александры Осиповны Смирновой-Россет, дочери шевалье де Россета, сподвижника Ришелье времён его новороссийского губернаторства, можно почерпнуть следующие факты из биографии её отца: «... благодетели советовали ему принять должность драгомана у Порты. Порта платила тогда щедрой рукой и награждала драгоманов драгоценными камнями, жемчугами и шалями... Через три года отцу надоела эта должность, и он приехал в Херсон и определился в Черноморскую гребную флотилию, которой командовал известный, умный и всеми уважаемый адмирал Мордвинов и вице-адмиралы Ламбро и де-Галето». Важно подчеркнуть, что безансонский дворянин шевалье де Россет отнюдь не был проходимцем, готовым в любой момент продать свою шпагу любому, кто заплатит побольше. На русской службе он зарекомендовал себя как, человек самоотверженный, и что ещё более важно высокоответственный, всецело преданный законам чести. Одесситы многим ему обязаны. Но указанная выше смена места службы не находилась в неразрешимом противоречии с этикой того времени.

Всё же, во время второй русско-турецкой войны симпатии большинства французов находились не на стороне турок. Во Франции конца XVIII в. существовала определённая мода на Россию. Властители дум, Вольтер и Дидро, широко разрекламировали просвещенную русскую императрицу, с которой они находились в переписке. Была и некоторая общность политических интересов. Так, Франция, поддерживала Америку против Англии во время войны за независимость. Англия же рассчитывала на поддержку России, но Екатерина категорически отказалась нарушить нейтралитет. Бытовало также мнение, что Россия — настоящее Эльдорадо для всякого, кто хорошо знает своё дело. В общем, в решении Ришелье драться с турками в рядах русской армии не было ничего необычного. К тому же, в тот момент в Вене находился его приятель граф Ланжерон, уже успевший сразиться под русскими знамёнами в Швеции. Узнав о предстоящем штурме Измаила, молодые люди, не щадя лошадей, помчались в Бендеры, где размещалась ставка князя Потёмкина. Через девять дней они предстали пред очи светлейшего и были зачислены на русскую службу, в чине полковников.

При штурме крепости оба молодых аристократа показали себя с наилучшей стороны и были награждены Геогиевскими крестами 4-ой степени «за отличную храбрость, оказанную при штурме крепости Измаила, с истреблением бывшей там армии». Ришелье получает также чин генерал-лейтенанта русской армии. Но после окончания военной кампании герцог подаёт в отставку и возвращается в Париж, чтобы уладить личные дела. В его отсутствие финансовое положение семьи сильно пошатнулось.

Потомок великого кардинала успел посетить родину и вновь покинуть её по легальному паспорту, до того, как бурные волны революционных преобразований окончательно захлестнули Францию. В этот период герцог весьма умеренно участвовал в политической жизни. Быть может, ему сложно было определиться в своих симпатиях. Судя по ряду высказываний в годы, предшествовавшие революции, он придерживался либеральных взглядов, но в дальнейшем остался верен тому кругу, к которому принадлежал по рождению.

В 1892 г., приехав в Петербург, Ришелье пытался устроить судьбу французских эмигрантов, многие из которых к тому времени испытывали материальные трудности. Он стал инициатором так называемого крымского проекта, который заключался в том, чтобы перевести в недавно завоеванный Крым армию принца Конде. Русское правительство отводило французской эмиграции на берегу Азовского моря 630 000 десятин земли. Предполагалось образовать две колонии. Каждая колония делилась на десять округов, каждый округ - на пять деревень. В каждой деревне должны были поселиться "сорок мушкетеров-дворян и двадцать мушкетеров-недворян. Каждому мушкетеру-дворянину отводилось шестьдесят десятин земли, недворянину - тридцать (офицерам же - по триста). Кроме того, каждому поселенцу, независимо от происхождения, давались две кобылы, две коровы, шесть овец. Получали колонисты, по проекту, и жалованье. Генеральным инспектором эмигрантской колонии назначался сам принц Конде, а ее губернатором - герцог Ришелье.

Инициатива герцога не вызвала восторга его соотечественников. Изгнанные с родины роялисты не желали разводить овец в южно-русских степях, они жаждали сражаться с Французской республикой. И не совсем безосновательно полагали, что долг каждого европейского монарха поддерживать их в этом стремлении, в том числе и материально. Однако русская общественность находила предложение своего правительства весьма щедрым и была оскорблена переборчивостью французов. К тому времени, волна сочувствия к эмигрантам уже пошла на спад, и при европейских дворах к ним всё чаще относятся как к назойливым нищим. Граф Прованский, младший брат казнённого короля Людовика XVI, нашедший в 1896 г. временный приют в Пруссии, вынужден был снимать три комнаты в доме пивовара. А между тем с 1795 г. он провозглашён законным королём Франции Людовиком XVIII и прусский король признаёт его статус.

В 1799 г. император Павел I, сменивший на русском престоле Екатерину II предложил изгнанному королю своё гостеприимство. Павел оказался щедрее прусского правительства. Он предоставляет в распоряжение Людовика дворец в Митаве (современная Елгава в Латвии) и даёт ему возможность содержать двор в количестве 100 дворян. Вскоре в Митаву приезжает и принцесса Мария-Тереза, дочь казнённого Людовика XVI, единственная из его семьи пережившая годы террора.

По своему происхождению пятый герцог Ришелье имел полное право находится при особе короля, но он предпочёл остаться в Петербурге. Сперва он находился на действительной службе, но служить при Павле было делом непростым. Нервный неуравновешенный император толпами отправлял своих офицеров и чиновников в отставку, а то и в Сибирь. Текучесть кадров при нём была колоссальная. Ришелье также как и многие не избежал отставки, которой, впрочем, сам желал, и некоторое время жил в Петербурге как частное лицо, испытывая значительные материальные трудности. Он вновь был призван на русскую службу в 1803 г., на третьем году царствования Александра I.

Александра Осиповна Россет, крестница Ришелье, так описывает его возвращение на службу: «Император Александр был сметлив и тотчас, узнав герцога Ришелье, сказал ему: «Дорогой дюк!. Вы знаете, я чувствую угрызения совести. Юг России мне достался в наследство. Этот край богат и плодороден, но землевладельцы пользуются своими правами для его разорения. Я даю вам неограниченные полномочия и прошу вас возможно скорее установить связь между Малороссией, Турцией и портами Средиземного моря». - «Государь, отвечал Ришелье, - я сделаю всё возможное, чтобы оправдать ваше доверие. Прошу вас только об одном условии: пусть моя шпага никогда не направляется против французов». - «Идите, дорогой дюк. Я вас отпускаю».

Так, по словам Александры Осиповны, состоялось назначение дюка (герцога) Ришелье градоначальником Одессы и генерал-губернатором Новороссийского края. Возможно, её повествование не во всём точно соответствует историческим фактам, но, во всяком случае, является документальным свидетельством того, каким был дюк в глазах общественного мнения.

Нашли опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Sp-force-hide { display: none;}.sp-form { display: block; background: #ffffff; padding: 15px; width: 960px; max-width: 100%; border-radius: 5px; -moz-border-radius: 5px; -webkit-border-radius: 5px; border-color: #dddddd; border-style: solid; border-width: 1px; font-family: Arial, "Helvetica Neue", sans-serif; background-repeat: no-repeat; background-position: center; background-size: auto;}.sp-form input { display: inline-block; opacity: 1; visibility: visible;}.sp-form .sp-form-fields-wrapper { margin: 0 auto; width: 930px;}.sp-form .sp-form-control { background: #ffffff; border-color: #cccccc; border-style: solid; border-width: 1px; font-size: 15px; padding-left: 8.75px; padding-right: 8.75px; border-radius: 4px; -moz-border-radius: 4px; -webkit-border-radius: 4px; height: 35px; width: 100%;}.sp-form .sp-field label { color: #444444; font-size: 13px; font-style: normal; font-weight: bold;}.sp-form .sp-button { border-radius: 4px; -moz-border-radius: 4px; -webkit-border-radius: 4px; background-color: #0089bf; color: #ffffff; width: auto; font-weight: 700; font-style: normal; font-family: Arial, sans-serif;}.sp-form .sp-button-container { text-align: left;}